— Ты меня расхолаживаешь, Николай, — проговорил Ганс.
— Через двадцать минут мы должны уехать, — глядя на часы, сказал Похлебаев. — Разве это срок для составления серьезного плана? Твой шеф любит четкость и обоснованность решений.
— Ты мне обещаешь свою помощь? — проговорил окончательно сдавшийся Ганс. — Моя карьера в твоих руках.
— Можешь распоряжаться мною, — ответил Николай, — как своим солдатом.
Ганс вскочил и протянул Николаю руку, но Альма угрожающе зарычала и оскалила пасть.
— Убери ты свою волчицу, не то я ее пристрелю, — вскрикнул Ганс, отдергивая руку.
— Мы ее в разведку возьмем, — сказал Похлебаев, уводя Альму.
Во дворе он отпустил ее, потом подошел к будке, взял в руки цепь и подозвал Альму. Она покорно подошла, лизнула Николаю руку и виляла хвостом до тех пор, пока он не вошел в дом.
Тем временем Лиля передала Гансу все, что успела узнать, и тот самодовольно потирал руки. Обладая новыми сведениями, он нетерпеливо посматривал на часы и, дождавшись Похлебаева, сказал:
— К сожалению, сейчас нам даже не удастся посидеть за столом, но ничего — скоро мы закатим настоящую пирушку. Это я вам обещаю.
— Будем надеяться! — откликнулся Похлебаев, откупоривая бутылку французского коньяка. — А пока — на дорожку по рюмочке!
Он налил в рюмки, и все, стоя, выпили за Лилю.
На обратном пути Ганс под большим секретом сообщил Похлебаеву о том, что в девять утра в Минск прибывает личный представитель Гитлера.
При въезде в город у Ганса и Похлебаева снова проверяли документы, причем офицер на контрольном пункте сказал Гансу, что с девяти утра вводятся новые пропуска.
Ровно в девять Ганс позвонил из комиссариата Штрауху, но его уже не было — шеф поехал на аэродром встречать представителя ставки. Ганс отправился домой, решив немного отдохнуть и привести себя в порядок после дороги.
В двенадцать часов, отдохнувший и чисто выбритый, он шел в комиссариат. На каждом перекрестке стояли патрули и проверяли документы. Всех женщин, у которых были черные волосы, арестовывали и под конвоем куда-то уводили. Обыску и проверке документов на улицах подвергались все штатские. Люди, вызывавшие малейшее подозрение, арестовывались. С окраинных улиц доносились крики женщин и детей, слышались винтовочные выстрелы. Видимо, кругом шли повальные обыски и облавы.
В рейхскомиссариате царила гнетущая обстановка. При входе были вывешены траурные флаги, висел огромный, в траурной рамке, портрет Вильгельма фон Кубе. Входившие останавливались, читали экстренное сообщение, некролог и торопились занять свои рабочие места.