– Эй, проснись!
Его подтолкнули в спину, и он, споткнувшись, чуть не упал.
– Не выспался? – спросила Марта, как-то по-особенному шкодливо улыбаясь. – Мешает кто?
– Я один сплю, – буркнул Тихон.
– Мы здесь все поодиночке. Не всегда, конечно, – тихо добавила она, взяв его под руку.
Такое внимание ему оказывали впервые. Щипки и взаимные хватания, крайне популярные в Лагере, не в счет – там было не влечение, а сплошное ребячество, да и не очень-то Тихон этим увлекался. Весть о том, что в некоторых отрядах собираются ввести новый практический предмет – сексуальную этику, вызвала в нем двойственные чувства: с одной стороны, он вместе со сверстниками испытывал к этой теме повышенный интерес, с другой – не представлял, как сможет переступить через себя. Уж очень отвратительным казалось ему то, чем занимается Алена со старшими воспитанниками.
Зоя и Анастасия отстали, а на очередном перекрестке вовсе исчезли – может, их кубрики находились где-то в другом углу, а может, они попросту не хотели мешать. Марта была на полголовы выше и в стрелках на полу ориентировалась куда лучше, но держалась так, будто не она ведет Тихона, а он ее.
Мастерица, решил про себя Тихон. Она, должно быть, многое умеет.
– Кстати, мы с тобой соседи, – вкрадчиво произнесла Марта. – Угостишь обедом?
– Угощу, – сказал он, борясь с желанием послать ее к черту. – Там, наверное, опять морковь. Пойдем, дерьма не жалко.
Марта ничего не ответила, а лишь мелко затрясла локотком. Тихон исподлобья глянул на ее лицо и увидел, что она смеется.
– Я думала, ты шутишь, – воскликнула она, ковырнув пальцем розовое пюре. – И вот этим тебя кормят?
– Однажды умудрился пожрать, как человек. Обратись к Игорю, он поможет.
– Нет уж. В классе у меня с ним все нормально, а вот вне занятий...
– Не переживай, он со всеми новичками так.
– Марта, а ты давно в Школе?
– В Школе с две тысячи двести девятнадцатого года, – сразу помрачнев, отчеканила она.
– “Не переживай”... – усмехнулся Тихон. – Это ты переживаешь. Что вы как запрограммированные? Ты откуда, с Аранты?
– В Школе с две тысячи двести девятнадцатого года, – повторила она, поднимаясь с кровати. – Спасибо за морковь, я поем у себя. Кубрик сорок один – шестьдесят два. Заходи как-нибудь.
– Как-нибудь, – кивнул в ответ Тихон. – Приятного аппетита.
На этот раз прилечь ему не дали. Когда он доскреб постылое пюре, с потолка явился голос и велел прибыть в класс в течение девятнадцати минут.
– Почему девятнадцать, а не восемнадцать и семь десятых? – возмущенно бросил Тихон, не надеясь, что его услышат.