— А, ну-ка, кликни Митрича, — приказал директор Фросе. — Пусть попробует. Может, разберет?
— Разберет, как же! — проворчала Фрося. Она подошла к окну и крикнула:
— Митрич!
Дед бросил шланг, из которого поливал клумбу, пересек двор, залез на ящик у стены, спросил, всовываясь в окно:
— Чего?
— Митрич, попробуй, может, различишь? — взмолился директор.
— Давай, — согласился дед. — Слыхали, Травкин-то наш в Москве на артистке женился.
— Знаем, — вздохнул Иванов. — На! — Он протянул деду два стаканчика с черной жидкостью.
Дед поочередно отпив из обоих, сказал:
— Вроде бы вот эта.
— Лей! — приказал Иванов Фросе. — Была не была!
Фрося, с трудом подняв огромную бутыль, вылила из нее черную жидкость в чан и начала перемешивать.
— Еще телеграммы пришли, — сказал дед. — На одну я ответил даже. — Он полез в карман и достал скомканный телеграфный бланк. — Слушайте, что пишут:
«Директору Иванову добавить осеннюю прохладу восемнадцать процентов грибной сырости воины нашего гарнизона хотят завязать переписку девушками вашего завода сержант Иванов».
— А я им ответил: «Девок нашем заводе нет, переписывайтесь с пекарней». Здорово, да? — дед сипло захихикал.
— Дай-ка сюда, — сказала Фрося. Взяла у деда телеграмму и, бережно сложив ее, спрятала в карман спецовки. Потом она зачерпнула длинной ложкой жидкость из котла и пригубила.
— Класс! — сказала она с преувеличенным восхищением.
— А ну дай-ка, — Иванов в нетерпении выдернул у нее ложку. Он с волнением отпил и… сморщился так, будто бы проглотил ежа.
— В реку! — сказал он. — Все к чертовой матери — в реку!
— Господин Травкин, — Ивана Сергеевича все еще мучили иностранные корреспонденты. — Как вы относитесь к версии профессора Унгаретти о вашем марсианском происхождении.
— Отрицательно, — ответила за Травкина Пристяжнюк.
— Были вы за границей?
— Нет! — подсказала Пристяжнюк.
— Был в Берлине и Праге.
— Вы ездили туда по служебным делам?
— Я не ездил, я пешком…
— В качестве туриста?
— Нет. В пехоте.
Грохнули аплодисменты.
— Галина Петровна, — прошептал Аркадий Борисович, показывая Пристяжнюк часы. — Мы опаздываем!
— Дамы и господа! — Пристяжнюк встала. — Разрешите на этом закончить эту интересную пресс-конференцию. Благодарю за внимание!
— Значит, вы и есть уникум? — спрашивал сидевшего в кресле Травкина профессор Баранов, старенький, но еще крепкий человек. — Интересно.
Они находились в просторном, оборудованном новейшей аппаратурой кабинете научно-исследовательского института.
— Да, — грустно сказал Травкин. — Болит он очень. Просто невозможно терпеть.
— А зачем же терпеть? — сказал Баранов. — Шприц! — приказал он ассистенту.