Слеп и беспомощен. Он почти плакал. Проклятье!
Гутвульф взял себя в руки и медленно двинулся вдоль по коридорам Хейхолта. Чуткие пальцы слепого ощупывали странные предметы, каких никогда раньше он не видел здесь: ровные, гладкие, удивительной, невиданной формы. Дверь в комнаты горничных была распахнута, засовы с нее сорвали давным-давно, но теперь Гутвульф знал, что в них кто-то есть — до него доносились приглушенные голоса. Он немного помедлил и продолжил путь. Граф не переставал удивляться, каким загадочным и изменчивым стал Хейхолт в последнее время — а впрочем еще и до того, как он ослеп, в Хейхолте уже было тревожно и странно. Гутвульф внимательно считал шаги. Он часто бродил по замку и знал — до поворота тридцать пять шагов, потом еще две дюжины до центральной лестницы, а оттуда можно выйти в Виноградный сад, вечно продуваемый всеми ветрами. Еще полсотни шагов — и он снова окажется под крышей и направится к залу капеллана.
Стена вдруг потеплела под его пальцами, потом стала обжигающе горячей. Он резко отдернул руку, едва не вскрикнув от изумления и боли.
Где-то в коридоре раздался крик:
— Т'си и-иси'ха ас-иригу!
Дрожащей рукой он потянулся к стене, но нащупал лишь камень, сырой и по-ночному холодный. Ветер распахнул его плащ — а может быть это был не ветер, а сверхъестественные существа, скользнувшие мимо. Сила и зов Скорби тяготили все сильнее.
Гутвульф заторопился вниз по коридору, осторожно прикасаясь рукой к необыкновенном стене. Он знал, что никто, кроме него, не будет ходить ночью по этим залам. Он убеждал себя, что странные звуки и ощущения были только фантазиями, порожденными страхом, и не могли помешать ему. Это просто тени колдовских чар Прейратса. Он не даст красному священнику сбить себя с топку. Он будет продолжать путь.
Граф нащупал потрескавшуюся деревянную дверь и с восторгом понял, что расчеты оказались верными. Он едва сдержал победный крик — перед ним была галерея, ведущая к главному Южному входу, а там — свежий воздух и свобода. Открыв дверь и перешагнув через порог, вместо прохладного ночного воздуха он вдруг ощутил дуновение горячего ветра. Вокруг слышался шепот, полное ужаса и боли бормотание многих голосов.
Матерь Божья! Неужели Хейхолт горит?!
Граф бросился назад, но не смог найти дверь. Пальцы бесполезно скользили по горячему камню. Бормотание тревожных голосов постепенно превратилось в назойливый гул, подобный гудению разворошенного пчелиного роя. Бред, галлюцинация, подумал он. Этому нельзя поддаваться. Шатаясь, граф двинулся вперед, не переставая считать шаги. Вскоре ноги его увязли в грязи служебного двора, потом шпоры каким-то образом снова звякнули о гладкие каменные плиты. Невидимый замок рос, уменьшался и сужался, то дрожа и полыхая, то замирая в холодном мраке. Все это происходило в полной тишине; прочие обитатели замка мирно спали.