На повороте он обнялся с Дерябкиным, вице-президентом топливной компании. Тот был в мятом светлом двубортнике, его щеки стыдливо и ярко горели, губы непроизвольно боролись с языком. Обоим, Куракину и Дерябкину, было приятно от того, что они не только телами, но обнялись и своими дорогими, пахучими одеколонами. Куракин успел заметить Дерябкину, что одно дело — пунцовые пятна на впалых щеках и совсем другое дело — на круглых. Дерябкин зарделся с новым довольством. Куракину было приятно видеть в утомленном, смущенном бизнесмене бывшего чекиста и беспринципного бандита.
На лестничном марше Петр Петрович приложился к кукольной ручке Ленки Астаховой, владелицы бизнес-центра на Садовой. У них была общая комсомольская пленительная звезда, и в те годы Ленку Астахову за ее мужскую, товарищескую хватку звали «Ленка-мужик». Теперь она всеми силами торопилась походить на актрису Гурченко, подгоняя под ее вневозрастную бестелесность свою диетическую сухопарость, двигаясь танцующими перебежками, мельчить которые ей поневоле помогали поразительно узкие подолы ее юбок.
— Ленка! Какая у тебя красивая, какая-то неуловимая оправа! — восхитился Петр Петрович тому, как в ее очках, сползших на кончик прооперированного носа, ее зрачки делились и множились, как в калейдоскопе.
— Кристиан Диор! Компьютерный подбор к лицу. Мне с тобой посоветоваться надо, Петька.
— Советов никогда не жалко. Заходи.
— Я через часик загляну.
— Слушай, Ленка! Не помнишь, сколько орденов было у Ленинского комсомола?
— Чего это тебе приспичило? Ой, не ерничай, Петька!
На третьем этаже Куракин встретил Мудрик, председателя смежного, отчасти конкурирующего ведомства, в новой мальчишеской стрижке. «Ба, бабушка затеяла очередную каверзу», — догадался он. Мудрик улыбнулась ему исподтишка, но гладко и нежно.
— Соперничать должны департаменты, а людям надо дружить. Не правда ли, Валерия Сергеевна? — Петр Петрович поцеловал холодные, дрожащие, напудренные щеки беспокойной стареющей женщины.
— Жаль, Петр Петрович, что вы не присутствовали на совещании у губернатора, — сказала, не скрывая загадочности, Мудрик, которой доложили, что Куракин нет-нет да и зовет ее «бабушкой».
«Бабушкой» он ее окрестил за низкую, тяжелую посадку, за ее останавливающийся взгляд, за однотонные шелковые балахоны на одной массивной, как блюдце, пуговице, толстые белые лодыжки, дерзкие куцые прически, громкие каблуки и невинные, путаные интриги, детали которых она вдохновенно забывала, а записывать не удосуживалась.
— Неотложные дела, Валерия Сергеевна.