Мансур оглянулся на Раджаба и спросил то ли у Антоши, то ли у Сережи:
— Скажи, кто ты по жизни? Вот я по жизни — мужик. А ты кто, проститутка, что ли?
— Начинается, — протянул Антоша.
— Мансур в своем репертуаре, — поддержал Антошу Сережа.
— Как будто ты не знаешь, Мансур, что Антоша — Шерочка, а Сережа — Машерочка, — сказала Люба.
— Я-то знаю, — говорил Мансур. — Шерочка с Машерочкой. Витальич-то не знает.
— Догадываюсь, — сказал Гайдебуров.
— Шерочка с Машерочкой, — не унимался Мансур.
— Не учите жить, помогите материально, — отзывался из смежной комнаты Антоша или Сережа. Оба застилали одну кровать, шептали непроницаемо и непримиримо.
— Иди воруй! — громко говорил Мансур.
— Ой, Мансур, прекрати! У нас гости.
— Че ты мне рот затыкаешь, Шерочка? Иди воруй! Не будь проституткой, Антоша!
— Я не Антоша, я Сережа.
— Э, какая разница? Иди воруй!
— Куда ты меня гонишь из моей квартиры?
— Э, это не твоя квартира. Шахер-махер с Иван Васильичем сделали.
— Я же и тебе помог, Мансур, жилплощадь здесь получить.
— А Иван Васильич еще не поменял профессию? — спросил Гайдебуров.
— Э, зачем? Он комендант.
— Комендант? Понизили, что ли?
— А я вот по жизни — алкоголичка, — заявила Софья.
— Ты не алкоголичка, ты пьяница, — поправил Мансур.
— Да, я по жизни пьяница, — подтвердила Софья.
— Удивительно, что среди ваших тоже бывают пьяницы, — сказала Люба.
Ветка забросила ногу на колени прямому Мансуру и уцепилась усмешкой за снисходительный взгляд Гайдебурова. Мансур с видимым презрением стряхнул ее ногу и увидел обоюдное одобрение Раджаба и Гайдебурова.
— Э, че ты мне свой мосол бросаешь?
Раджаб вполголоса разговаривал с Гайдебуровым о Чечне, о тейпах, о вендетте, шариате, о податливости России, о русских рабах, о кавказских набегах.
— Скажи, Раджаб, почему у себя на родине вы джигиты, а в России — бандиты? Почему своих женщин вы боготворите, а русских ни во что не ставите?
— Разве мы виноваты, что ваши женщины — бляди?
— Мы виноваты. Я не понимаю, чего мы боимся и почему не можем дать отпор?
— Вы слабые. Вы не держите себя в руках. Вы не защищаете своих сестер, не уважаете своих стариков.
— Русские разделены. Наша огромная территория нас разомкнула.
— Отдайте лишнее по-хорошему. Все равно не удержите.
— Жизнь тяжелая.
— Жизнь у всех тяжелая. На Кавказе всегда тесно было.
— Лет через тридцать Питер почернеет, — отозвался Антоша. — Здесь, в общаге, прикинь, Леонид Витальевич, десять лет назад жили три семьи из Дагестана, а теперь полдома — черные.
— Э, тебе что, плохо от этого, Антоша? Ты с Иван Васильичем комнаты за бабки оформлял.