Теперь можно и назад — быстро-быстро всеми ножками, вот это место, где мы закрепились — к дереву, к веточке, к сучочку, к корешкам — и теперь: шварк к чертовой матери хитиновой челюстью в месте прикрепления — и вот мы летим, нас поднимает все выше и выше, юго-восточный ветер течет над лесом, над полем, над рекой, переливается на солнце жемчужная нить, качается на ее конце невесомый паучок.
К середине октября у нас установилась сибирская бесснежная зима. На давно замерзший пруд вышел сосед учить детей кататься на коньках. Целый день кормится в убранном овсяном поле огромная стая голубей, плеснет сизым, разом взлетев в синеву, и снова успокоенно опускается на прежнее место.
По утрам я выхожу из дому, чтобы успеть на электричку 8.>56, спускаюсь с Румболовской горы и не узнаю нашей пасмурной чухонской местности.
Сухая безоблачность установилась давно в этом, теперь незнакомом поселке, где все сыты, богаты, живут хорошо, носят соболиные шапки, а вот у них и автобусная остановка.
Ледяной ветер несет сухой колючий песок по посветлевшей от мороза обнаженной земле, «хакасский дождичек», как говорят на Туранском плоскогорье; немного снега сохранилось в бороздах по полям и в тракторных колеях на дорогах, яркая неосыпавшаяся листва примерзла к веткам — прочность, добротность и стабильность.
Могильные комья насквозь промерзшей земли посветлели от холода, звякают листья на дубах.
Затянувшееся предзимье. Завтра выпадет снег, а я так и не спустилась на лед, не пригляделась вниз в глубину, не разогналась на коньках или финских санях.
Черный щенок путается, скользит, запинается на гладких поверхностях. Замолкает пластинка, вступает ветер. Трогается, постепенно раскатывается тяжелая немазанная телега от воскресенья к воскресенью.
Утром спускалась за хлебом, оставив открытой балконную дверь. Вернувшись, нашла свежий помет синицы прямо на столе. Появились первые лыжники. Идет снег. Конец октября.
Ездила лунной ночью по полю. Пес лаял в сторону леса. Сначала думала — белка, потом поняла — соседи бродят по лесу, выбирая елки. Посидела у омета, подремала на морозе. Хорошо заснуть до утра — не страшно и не холодно. Пес вылизывает лапу с хрупаньем — как будто ест сахар.
Двадцатиградусные морозы. Равномерно ясные ночи. Странно засыпать в этой холодной комнате на краю ледяных пространств. За окном поля, потом лес, и так до Ладожского озера, а вверху тоже холод. Остро горят холодным светом звезды. И вот шевелится под грудой согревающего тряпья живой комок, сворачивается плотнее, поджимает ноги, занимая все меньше места, греет руки между колен.