— Нет, — сказал я, — непонятно.
Тут я увидел, что на меня бежит хромой человек с палкой, маленьким острым носом, большими роговыми очками. Он бежал хромая, взмахивал палкой.
— Ну, — спросил он, подбежав, — так что же тебе не нравится в моих декорациях? А?
— Это главный художник, — прошептал мне на ухо кто-то.
— Холм! — кричал художник. — Скамейка! Цветы! Место встречи! Любовь! Впрочем, что ты понимаешь. — Он впервые как следует меня разглядел. — Какая там тебе любовь!
— Да нет, — сказал я, — наоборот! Мне очень нравится скамейка. И цветы. Особенно фиолетовые. Мне только непонятно: зачем они? Зритель же все равно этого не увидит. Телевидение-то черно-белое, правильно?
— Мальчик, — торжественно произнес он, — ты присутствуешь при подготовке цветной передачи!
— А-а-а, — сказал я, — я видел однажды цветную передачу!
— Ну, так как? Как тебе все это? — насмешливо спросил он. — Как тебе... холм?
— Немножко... натурально...
Художник поднял брови.
— Слишком... яркие какие-то цвета... и как-то... нет...
— Оттенков? — спросил он, кивая головой.
— Да!
— Правильно заметил, неизвестный мне мальчик! — сказал он, и я понял, что эта насмешливая интонация не относится ко мне, — он, наверно, так разговаривает всегда. — Действительно, современное цветное телевидение передает только четкие, определенные, лаконичные цвета — миллионы существующих оттенков пока ему еще недоступны... Ну, я думаю, это тебя не огорчает?
— Огорчает, — сказал я.
Он снова удивленно поднял брови.
— Скажите, — неожиданно для себя спросил я, — а в той студии... где танцы... там тоже будет цветная передача?
— Нет. Цветные передачи только здесь.
— А почему же там, — сказал я, — таблица «от четырнадцати до восемнадцати» написана синими буквами на желтом? Зря тратили краски, что ли?
— Ну, во-первых, веселей среди цветных декораций, — сказал он. — Ну, а главное... это слишком сложно. Ты думаешь — какой цвет выглядит на экране, как самый белый?
— Голубой? — чувствуя подвох, спросил я.
— Ты почти угадал! — сказал он. — Желтый!
— Странно, — сказал я.
— Безусловно странно, — сказал он. — Я сам удивляюсь!.. Тебя, я вижу, даже пот прошиб от небывалого умственного напряжения!
— Да нет, — сказал я. — Просто тут жарко очень. По-моему, даже жарче, чем в других студиях!
— Это точно, — сказал он. — Да еще не все штакетники горят! Для цветного телевидения, пока что, света надо гораздо больше!
— В три раза? — спросил я.
— А то и в пять. Ну, пока.
Он перехватил палку, пошел хромая и скрылся за дверью.
ПИСТОЛЕТ С ДЛИННЫМ ДУЛОМ
Я тоже вышел в коридор и спустился вниз по мраморной лестнице, и чем ниже спускался, тем сильнее и вкуснее пахло. Это был буфет. Я купил сосиску, кусок хлеба и чай.