Вышли из бани.
— Хорошо, — говорю, — что директор хороший человек оказался. А то бы могли так и пропасть. Так в бане и пришлось бы жить, под скамейками прятаться.
— Ничего, — Витя говорит, — отличные люди везде есть!
— Отличные люди, — говорю, — везде есть, но дураков, как мне кажется, никто не любит.
Но главное, фуражки у Витьки-то нет, в люк упала, а ветер холодный дует, а волосы у него влажные!
— На, — протягиваю ему мою фуражку. — Прикинь!
— Спасибо! — говорит (даже слезы у него вдруг блеснули). — Но тебе тоже она нужна! Пойдем, у огня вот подсушу свою плешь.
Не доходя по каналу Казанского собора строительство шло: частично канавы уже вырыты, частично огонь горел под железными листами — землю прогревал.
Сняли мы один лист, огонь выше стал. Тени от нас огромные, до пятого этажа.
Потом вдруг чувствую — едкий дым!
Гляжу, рукав один у Виктора красный, словно наклеенный!
— Горишь! — кричу.
Витя рукав этот поднял, и из него язычки пламени вырвались.
Потащил я его к спуску, ледяную пленку на воде рукой его разбил, утопил руку его, до самого плеча, а сам он словно в оцепенении каком-то находится!
Холодно все-таки, особенно после бани!
Вытащил руку его, огонь погас, но вместо рукава — какие-то ошметки!
— Ошметки оторви, — хриплым голосом Витя говорит.
Уперся я ногой в живот ему, дернул — и весь рукав вообще до самого основания оторвал.
Посмотрел Витя на рукав, моргая, потом в канал его выбросил.
К счастью, рядом тут огромные трубы лежали — для газа, залезли в одну трубу — хоть меньше дует!
Вдруг упали мы! Рабочие, оказывается, стали трубу эту в канаву катить!
— Эй! — в трубе гулко кричим. — Эй!
Остановилось кружение наконец. Заглядывает рабочий внутрь.
— Эх, — говорит, — чуть было вас не закопали! Чего это вы тут сидите?
— Греемся! — Сами дрожим.
— Да, — вздыхает, — я помню, в двадцатые годы тоже по трубам ночевал! Ладно уж!
Вынимает из сумки бутерброд с колбасой, ломает пополам, нам протягивает.
— Спасибо! — говорим.
У Витьки, я заметил, опять в темноте слезы в глазах сверкнули.
Дальше бредем в полном уже отчаянии. Вдруг Витя останавливается.
— Слушай! — говорит. — Дай мне в глаз!
— Зачем?
— Ну, дай!.. Может, синяк будет!
— А зачем?
— Может, отец хоть пожалеет тогда, а так — побьет.
— Побьет, — говорю, — тогда синяк и будет. А может, еще и нет. Зачем же заранее, за других, неприятности себе делать?
— Может, и правильно это, — Витя вздохнул.
...Да-аа... А я еще надеялся папе про баню рассказать! Думаю, что рассказ этот здорово бы его огорчил!
Идем по Невскому, вдруг Витька показывает на красивое здание.