— Ты чего это... с тросом? — еле сдерживая бешенство, спросил я.
— Да тут понтоны тягали, — с трудом ворочая языком, проговорил он.
Потом он стал демонстрировать, какие забористые словечки знает его двухлетний сынок. Тесно окружив его, мы счастливо смеялись.
— Ладно... к обеду, может, буду, — проговорил он, возвратился к своему трактору и с треском уехал в лес (называется, егерь!).
Даша собиралась долго и кропотливо — перекладывала гербарий, отдельно упаковывала найденную в лесу засохшую змеиную шкуру.
— В школе же мне все это понадобится! — говорила она.
В какой школе-то? Эх! Еще ничего и не известно — с английской-то школой договоренности нет, вполне может получиться, что весь второй класс она учила английский понапрасну...
Когда мы ждали на автобусной станции, навалилась страшная черная туча, стало темно, подул ветер, и несколько светлых перекати-поле, прихрамывая, выкатилось на площадь.
На вокзале в Саратове творилось что-то невообразимое. Не было ни одного места на полу, где не сидели бы на вещах люди — чаще всего почему-то с плачущими детьми.
— Ну, как же уехать? — прорвался я наконец к дежурной по вокзалу.
— Понятия не имею! — злобно ответила она. — Все дополнительные поезда отменены.
Я не стал ее расспрашивать дальше, по опыту зная, что все так напряжено, что только тронь — прорвутся отчаяние и злоба.
Я вернулся в набитый зал, где ждали меня жена, дочка и песик.
— Ну, как? — спросила меня Даша.
Собрав все остатки энергии, я прорвался через плотную толпу к кассе, ничего не объясняя, только толкаясь, и через два часа, измятый, постаревший, выбрался из этой адской толпы с билетами...
— А с кобелем своим куда лезете? — сказала плотная, похожая на печь проводница, когда мы подошли к вагону.
— А... что?
— Разрешение есть на провоз?
— А где, скажите, пожалуйста, его получать?
— В городе, где ж еще! — ответила она и своим плечом в колючей шинели оттеснила нас от площадки и отвернулась.
Мы возвратились обратно на вокзал.
«Это конец!» — подумал я.
Жена и дочь смотрели на меня... Я вдруг расстегнул чемодан, схватил взвывшего щенка, сунул его в чемодан и защелкнул замки.
— Ты что? — проговорила жена. Губы у нее затряслись...
— Быстрей! — яростно сказал я.
Проводница посмотрела на нас подозрительно, но пропустила. Когда она вошла в купе отбирать билеты, песик, потрясенный и оскорбленный, сидел на полу, а на столике лежала пятерка.
Она плюнула на песика, зло схватила пятерку и, резко, со скрипом задвинув дверь, исчезла.
Поезд качало на стрелках. За окном мелькали деревья.
Да-а-а...