— А ты куда? — встревоженно спросила жена.
— Не догадываешься? — произнес я.
— Ой... А как же? Я столько накупила всего!
Я вышел в прихожую, злобно переворошил все свертки. Бананы! Финики! Прихоти миллионерши! Еще один ее ненавистный для меня облик: «Элегантная женщина, покупающая все необходимое для дома!»
Хлопнув дверью, я вернулся в кабинет. Она ворвалась вслед за мной.
— Разрешите облобызать! Умоляю, один лишь поцелуй!
— Вали отсюда! — закричал я.
Через минуту, робко постучавшись, она показалась с подносом в руках, скорбно-дурашливо уронила на грудь кудрявую головку. На подносе лежал банан, финики в блюдечке, стоял высокий бокал с кефиром.
— Ты понимаешь хоть, что денег у нас совсем не осталось? — поглядев на все это великолепие, сказал я.
Она кивнула.
— Ну что ж, — вздохнув, произнесла она свою любимую фразу, — будем жить скромно, ни в чем себе не отказывая!
Я только махнул рукой.
— Когда хоть окна-то вымоешь?
— Это вопрос? — Она наморщила лоб. — Это вопрос, требующий ответа? Это вопрос не риторический, нет? — весело дергая меня за рукав, спрашивала она.
— Нет.
— Жаль. — Она вздохнула. — Так редко встречаешься со своим мужем, и при встрече одни только упреки.
— Почему? Не только упреки, но и угрозы.
Улыбаясь, мы глядели друг на друга.
— Ты где была-то?
— На кухне, — сразу ответила она.
— Нет! Ночью?
— А... у Дийки, всю ночь с нею проговорили. Она в жутком состоянии. Леха из дому ушел, сказал, что навсегда.
— Да? — оживился я. — Как же мы с ним не объединились?
— А ты разве тоже уходил?
— Да.
— Ой, а я и не заметила! — Она засмеялась, потом, испуганно захлопнув рот, посмотрела на меня.
— Вот, — я протянул ей рубль, — И этого нам должно хватить до конца жизни. Поняла?
— Ну, если так, до конца жизни осталось недолго! — весело сказала она.
Потом пришел кафельщик, вызванный матерью, и под мерные удары зубила я закончил стих, начатый давно:
Сидит гардеробщик, стоит гардеробщик,
Но вот почему гардеробщик не ропщет?
Карьера ему полагалась иная:
Он должен был ночью стоять, где пивная,
И громко свистеть, чтоб мурашки по коже,
И шубы срывать с одиноких прохожих.
Но все получилось спокойней и хуже:
Раздав номерки, он сидит на диване
И долго не может понять — почему же
Его так волнует процесс раздеванья?
Но вот, отогнав эти мутные волны,
Откинув со лба хулиганскую челку,
Он ходит веселый, он ходит довольный,
И вешалка сбоку походит на елку!