Отец, провожая меня, радостно и возбужденно говорил:
«Как увидишь на главной улице самый большой дом, так езжай туда, и не ошибешься — то будет друг мой Платон!»
Разглядев без труда именно такой, я радостно порулил туда. Ожидание какого-то чуда — в отрыве от привычных тяжелых обстоятельств — снова пришло ко мне. Вроде как можно начать жизнь сначала, хоть я и понимал логически, что чувство это странное.
Дом, белый, массивный, стоял в глубине сада, к нему вела очень аккуратная асфальтовая дорожка. По ней я шел, естественно, уже пешком, оставив машину у ограды, чуть в стороне. Можно сказать, что я летел в лунном свете. Сейчас меня встретят наконец-то люди, которые любят меня, всплеснут руками, воскликнут: «Ну, вылитый Егор!»
Егор — это мой отец, и, воскликнув так, они как бы увидят в этот момент все самое лучшее во мне, откинув наносное, ведь самое лучшее во мне — от отца.
Я тщательно, но торопливо вытер ноги о фигурный железный скребок у крыльца (чувствуется, здесь не лишены художественной фантазии!), поднялся на бетонное крыльцо и постучал в массивную деревянную дверь.
Не дождавшись никакого ответа — хотя какой-то голос глухо доносился, — я открыл дверь, с бьющимся сердцем вошел в прихожую с большим зеркалом, потом — на голос, — еще раз безрезультатно постучав, открыл дверь и увидел большую комнату, тускло освещенную телевизором, и трех людей, молча сидевших в «гарнитурных» креслах (разговаривал телевизор). Все в комнате было «как у людей» — толстый ковер, горка, стенка, огромный цветной телевизор. Сидели — худая чернявая молодуха, длинный парень, видимо, ее муж, и сухонькая старушка. Я молча постоял. Никто не восклицал «Вылитый Егор!» и даже не оборачивался.
— Здрасьте! — наконец выговорил я.
— Здрасьте! — абсолютно безжизненно ответили они, даже не повернувшись ко мне.
Правда, старушка мельком проговорила: «Присаживайтесь!» — и я присел.
Некоторое время я молча вместе со всеми слушал все о тех же неразрешимых проблемах — я прекрасно мог слушать это и дома!
— Скажите... а Платон Самсонович далеко? — спросил я.
— Скоро будет... Вы насчет пчел? — не оборачиваясь, проговорила молодайка.
Я обиделся: неужели я похож на человека, который пришел насчет пчел? Я же за тысячу километров приехал... Неужели не видно?
— Пчелы кончились у него! — с сочувствием промолвила старушка, видно, супруга его, видно, самая добродушная здесь.
— Ничего, я подожду.
Я решил не объясняться пока, не тратить эмоциональные заряды, их и было-то не так много, — поберечь до Платона.
После долгого неподвижного сидения (и диктор в телевизоре, кажется, задремал) вдруг послышалось шелестение шин, рябой свет фар прошел по темной комнате, потом хлопнула дверь машины.