Ну что же, перерыв так перерыв! Пошел на кухню к жене. Она говорит:
— Посмотри-ка, что за странное сооружение там на горизонте?
У нас за окном открытое пространство — далеко видно. И действительно на горизонте что-то непонятное появилось... На высоких железных ногах какая-то площадка, на ней какие-то мощные окуляры — сверкают сейчас, против солнца, всю кухню заполняют своим блеском!
— Да это не сооружение, — говорю. — Это, наверное, неземной пришелец показался на горизонте...
Сначала хотел было пошутить, но неожиданно сам вдруг поверил, испугался, громко закричал.
Потом вдруг икота началась!
И главное, с каждым иком оказываешься в каком-то неожиданном месте!
Ик!.. Высокая оранжерея, до самого стеклянного потолка растет какая-то дрын-трава.
Ик!.. На острове каком-то, вернее, на обломке скалы, среди бурного моря.
Ик!.. Похороны мои. Жена, седая совсем. Любимый мой ученик плачет, размазывая черные слезы по лицу пишущей лентой, которую я ему подарил.
Ик!.. Ну, слава Богу! Снова на кухне оказался! Скорей попить холодной воды, чтобы больше не икать!
Вечером пошли в гости к Хиуничевым — Лехе с Дийкой, — я Лехе про иканье свое рассказал, Леха сморщился высокомерно.
— Ты все витаешь? Пора уже за ум взяться!
— Думаешь, пора?
— Что ты в лавочке своей высидишь со своими прожектами? Идеи гениальные не каждый год рождаются, а кусать надо! Что ты дождешься-то там, если даже Орфеич со всеми пыльными-мыльными не больше двухсот имеет?
Сам Леха давно уже «в ящик сыграл», определился в солидное место, где оклады не зависят «от всякой там гениальности», как он выразился.
— Командировочные! Премиальные! Наградные! И дома никогда не бываешь — семье подспорье! Ну, хочешь, завтра же о тебе поговорю?
Очаровательные наши дамы как бы не слушают, мнут перед зеркалом какую-то тряпку, но тут застыли, я вижу, ушки навострили...
— Но это ж отказ будет, ты понимаешь, от всяких попыток сделать что-либо свое!
— Кому это нужно — «твое»! — с горечью Леха говорит. — Жило человечество без «твоего» и дальше проживет.
Попили чаю с козинаком — Дия научилась варить такой козинак: зубы у гостей мгновенно слипаются, до конца вечера все молчат. Только в прихожей уже, нас провожая, Дия говорит мне ласково, как близкому своему:
— И ты, видно, такой же, как мой!
— Какой — такой?
— Тоже как следует шарф на шею не можешь намотать!
— Ну, почему же? Наоборот! Я лучший в мире наматыватель шарфа на свою шею!
Потом мы ехали молча домой, жена, отвернувшись, в черное окно трамвая смотрела.
— Ну, слышала? — наконец я ее спросил.
— Слышала! — сощурившись и выпятив подбородок, ответила она. — Но ты ведь, конечно, не согласишься на это. Тебе главное — не существующий свой гений лелеять... ждать, пока свалится на тебя какой-то неземной шанс. А как семья твоя живет? Тебе безразлично, что у других все есть, а у нас ничего!