По его бесстрастному пористому лицу, закрытому дымчатыми очками, ничего нельзя было понять.
Когда институт наш опустел почти на год, он подкармливал Митю разными грантами и конференциями, проводимыми обычно в принадлежащих Атефу «Шератонах» в разных концах света. В разных странах они были очень похожи — вся светская жизнь во внутреннем гостиничном саду, на островках и мостиках среди водных зарослей. Иногда только по типу бани — восточный хамам или финская сауна — можно было вспомнить, в какой стране ты находишься... хотя конференции посвящались именно окружающей среде. Атеф раскручивал гигантскую экологическую программу, собирая в своих «Шератонах» сливки научного общества — в основном горькие сливки: то были люди, лучше всех других представляющие, как прекратить всякую жизнь на земле, они же, естественно, могли ее и не прекращать — смотря какое угощение и какой комфорт. Атеф скромно объяснял, если очень упорно домогались, что деньги на все эти конференции дает его богатая, но патриархальная семья, предпочитающая по старинке вести прежнюю жизнь в шатрах. Но умные люди (а тут их бывало множество) с усмешкой объясняли, что это какая-то богатейшая нефтяная фирма, загадившая бензином всю планету, хоть как-то пытается отмыться, а Атеф лишь посредник, очень удобный, — ведь, действительно, их семьи и вообще их корни зачастую отыскать невозможно.
Однажды нас повезли на сафари в пустыню. Изнурительная роскошь, сопровождающая всю конференцию, шла по нарастающей, и на прощание нам готовили «фаршированного верблюда»: кур набивали рыбами, баранов — уже начиненными курами, и все это запихивалось в голого мертвого верблюда, который выглядел ужасающе неприлично и страшно эротично. Все сразу почувствовали это и смущенно стали переглядываться, перемигиваться, стараясь взбодриться, но скорее все же это было страшно, нежели весело. От духоты и перевозбуждения мне стало плоховато, и я вышла из шатра на воздух. Вокруг во все стороны расходились мертвые и абсолютно одинаковые барханы высотой чуть повыше человека. Поняв, что и снаружи воздух отсутствует, я стала карабкаться на четвереньках на ближний бархан — освещенный, как и все волны этого мертвого моря, яркой луной. Может быть, хоть на верхушке словлю какой-либо ветерок? Я вскарабкалась на вершину бархана, вдохнула и так и застыла, боясь выдохнуть. Внизу, под барханом, стоял Атеф в длинной белой галабее с головной накидкой и смотрел, не двигаясь, вверх. И вдруг луна, висящая в небе, стала головокружительно приближаться, увеличиваясь прямо на глазах... Потом я вырубилась и очнулась в шатре — толстые женщины натирали мне верхнюю губу солью. Кто доставил меня в шатер? Атеф при встрече со мной смотрел на меня теперь задумчиво и внимательно... Луна ли это была?