Мелочь неловко отвернулась. А я прикрыл глаза, выпустил на свободу Тьму и, окутавшись ею наподобие кокона, коротко велел:
— Вниз.
На этот раз барьера я не почувствовал, но и той легкости, с которой раньше доводилось уходить на привычный для себя слой, не осталось и в помине. Я погружался с усилием, буквально чувствуя, как продавливаю собой, буквально продираюсь сквозь внезапно загустевшее пространство. А оно вместо того, чтобы расступиться, упорно сопротивлялось, из-за чего создавалось впечатление, что я тонул в вязком киселе, который к тому же оказался до безобразия холодным.
Нечто подобное я уже испытывал, когда нырял в каверну под Старым мостом. Но сейчас холод стал почти непереносимым. Пожалуй, если бы я ухнул в «кисель» сразу, как в полынью, это было бы легче перенести, чем вот так, постепенно, погружать в ледяную воду сперва ноги, потом спускаться туда по пояс, по грудь. И наконец провалиться по самое горло, терпеливо ожидая, когда же безумный холод поглотит меня с головой.
Наконец под ноги толкнулось что-то твердое, и Тьма так же неохотно расступилась, позволив мне совершить судорожный вдох и исторгнуть изо рта густое облачко пара.
На этом слое и впрямь оказалось холодно. Намного холоднее, чем я привык. От жуткого мороза не спасала ни одежда, ни броня. Гуляющий повсюду ледяной ветер выдувал тепло практически мгновенно. А еще здесь было темно… в смысле, темно совсем. Как в гробу. Правда, темнота напрягала меня ровно до тех пор, пока я не вспомнил про линзы и не убрал их, открывая вид на изначальную Тьму.
На этом слое Алтир выглядел совсем иначе, чем наверху. От зданий остались лишь небольшие холмики, покрытые смерзшейся, укрытой слоем искрящегося снега земли. Ни нормальных стен, ни фундамента, ни крыш… вернее, они были — такие же обгоревшие и полуразрушенные, как и раньше, — но теперь почему-то выглядели прозрачными. Вернее, призрачными. Из-за чего создавалось впечатление, что ты стоишь посреди огромного кладбища, только в могилах лежали не человеческие останки, а дома… целые кварталы, от одного вида которых становилось не по себе. При этом между зданиями виднелись протоптанные кем-то дорожки, в основе которых, вероятно, сохранились останки мостовых, а тут и там из-под снега выглядывали огромные трещины, глубину которых я откровенно затруднился определить.
Со скрипом сжав и разжав кулаки, я даже сквозь перчатки ощутил, как от холода онемели пальцы. Все тело задубело, словно я как минимум пару свечей простоял на сильнейшем морозе. Губы потрескались. Кожа покрылась ледяными кристалликами. А на бровях и ресницах выступил густой слой инея, как у Тори, когда я случайно затащил парня на слишком большую для него глубину.