— Я была там, — прошипела я ей.
Она припала на одно колено, склонив голову.
— Прошу простить меня, принцесса Мередит, я не хотела оскорбить вас.
— Встань, Догмаэла, не хочу, чтобы вы так унижались.
— Принц Кел как раз этого, и даже больше, от нас и ожидал, поэтому простите нас, если мы до сих пор возвращаемся к старым привычкам, — сказала Сараид.
— Я прощаю вас, но, Догмаэла, пожалуйста, встань.
— Я разозлила вас, — проговорила она со склоненной головой.
— Я сожалею о том, что случилось с Мелангеллой. В тот момент я не понимала, о чем просила, сказав Айслингу применить к ней свою силу, лидер должен знать, что за оружие в его руках, прежде чем использовать его.
Сараид с Догмаэлой посмотрели на меня, последняя так и не встала с колен. Они обменялись очередным взглядом, и Сараид заговорила:
— Мелангелла собиралась убить Галена в ту ночь. Вы имели право сделать все необходимое, чтобы выяснить о плане расправы с вами и вашими консортами.
— Вы не сделали ничего плохого, — добавила Догмаэла. — Я просто не желаю случайно разделить судьбу Мелангеллы.
— Не хотела бы я обращать красоту Айслинга против кого-то еще раз.
— Почему нет? — спросила Догмаэла.
— Потому что в Мелангелле он пробудил вовсе не похоть, это была любовь, как будто ее заставили по-настоящему полюбить его, даже несмотря на взаимную ненависть, — я обхватила себя руками крепче в поисках поддержки.
— Вы чувствуете вину, — проговорила Сараид, и голос ее был полон благоговения.
— Это чудовищный поступок, отчего же мне не ощущать вину?
Они снова переглянулись.
— Прекратите, — велела я.
— Что прекратить? — хором поинтересовались они.
— Переглядываться, просто говорите. Я не похожа на свою тетю или на покойного двоюродного брата, даже на нарциссичную мать и самовлюбленного двоюродного деда не похожа, или на деда Уара Свирепого, просто скажите мне, пожалуйста, и во имя любви Богини, Догмаэла, встань уже на ноги.
Она поднялась, собираясь снова взглянуть на Сараид, а затем просто посмотрела на меня.
— Сожаление не то чувство, что мы привыкли видеть от членов королевской семьи.
— Нет, обычно они упиваются своей жестокостью, — согласилась я.
— Мы не это хотели сказать вам, — проговорила Сараид.
— Это сказала я, о своей собственной семье, но я не такая, как они. Я понимаю, несколько месяцев, проведенные здесь, не вычеркнут из жизни десятилетия унижений, но клянусь вам, я не получаю удовольствия, причиняя боль другим людям или унижая их.
— Мы верим, что так и есть, — сказала Сараид.
Я улыбнулась, но улыбка моя была далека от счастливой.
— Вы верите, что так и есть сейчас, но задумываетесь, когда же я сойду с ума, как мои родственники, и изменю свое мнение, не так ли?