Однако сестренку он любит. С первого дня. А она любит его. Она ходит за ним везде, куда бы он ни пошел, словно тень-телохранитель. Иногда по ночам я вижу, как она гладит его по голове, и его широко раскрытые глаза поблескивают, встречая ее взгляд. Она с ним нежна, как физически, так и эмоционально: понимает, что с ним надо обращаться аккуратно. Во время обучающих курсов мне говорят, что в семьях, где есть родные дети, выше риск возникновения проблем. У кровного ребенка может возникнуть сильное чувство ревности.
В нашем случае все совершенно наоборот. Моя дочь горячо его любит. Она злится на меня, когда я в чем-то ему отказываю. Если я его ругаю, она встает между нами, закрывая его спиной, словно защитный барьер. Она обладает безграничным терпением и снова и снова читает ему одну и ту же книжку, в которой изображены дети с разными эмоциями на лицах. Мне говорят, что приемным детям трудно проявлять сочувствие. Но мой сын чувствует то же, что и другие люди. Он смеется, когда видит картинку смеющегося ребенка. И плачет, когда видит плачущего малыша. Каждый раз. Я вижу, как моя дочь вырывает страницу, где изображен плачущий ребенок. Она смотрит на меня с вызовом: «Я не хочу, чтобы мой брат грустил».
Мы любим играть в игру: он забирается мне под джемпер, а потом снова вылезает – и так раз за разом. Он хочет оказаться у меня в животе, хочет, чтобы я его родила, – почти так же сильно, как этого хочу я сама. Но сестринское дело научило меня терпению. День за днем я оберегаю его, а он – меня. Как сломанной кости нужно время, чтобы срастись, так и мы прирастаем друг к другу медленно, но я умею ждать. Наши скелеты становятся одним целым благодаря добру, пониманию и играм. В нас течет разная кровь, но кости у нас одни на двоих – ломкие, острые и способные заживать. И, как и в работе медсестры, в конечном счете выходит, что вовсе не я спасаю его, а он меня. Мои острые края сглаживаются. Я чувствую все очень глубоко. Благодаря ему я становлюсь лучше. Как мать. И как человек.
Не каждой семье везет так, как повезло нам: 20 % приемных детей в результате возвращаются под опеку властей. «У всех детей, нуждающихся в приемных родителях, есть особые потребности, – объясняет мне социальный работник. – Им не нужны обычные или просто хорошие родители, им необходима благоприятная терапевтическая среда и отсутствие ожиданий».
– Усыновление – вещь печальная, как ее ни приукрашивай, – делится со мной подруга. Ее саму удочерили сорок лет назад. – Помочь ребенку не значит его спасти. Это значит любить его безоговорочно, одновременно принимая тот факт, что он, возможно, никогда не будет спасен.