Мужчине из зоны транспортировки пациентов повезло. В конце смены Сюань рассказывает мне детали, переодеваясь за самодельной ширмой в нашем задрипанном кабинете. Я мельком замечаю у нее татуировку, когда она выглядывает из-за загородки. Снова срабатывает сигнал экстренного вызова.
– Я побегу, а ты сдавай дежурство, – говорю я.
Я бегу по соединяющему корпуса коридору, мимо комнаты для скорбящих родственников, несусь вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Я уже успела задохнуться, когда пробегала детскую амбулаторную клинику, где какой-то маленький мальчик в толстых очках прислонился лицом к стеклу. Мимо отделения офтальмологии, где пахнет освежителем воздуха, мимо кардиологической клиники, где вдоль стены в ряд выстроились приборы. Навстречу мне, сгорбившись, проходит мужчина в джинсах и толстом свитере – точь-в-точь мой отец.
Я вижу его повсюду. Долгое время я продолжаю жить на автомате. Я уже в операционных – в пространстве между мирами. Но Глэдис была права: время летит. Дни превращаются в недели, в месяцы и годы, и мы с детьми справляемся, переживаем тот ужасный период. Сестринское дело и мои дети дарят мне столько доброты. Время от времени кровь начинает течь по пуповине в обе стороны. В конце концов, ночь всегда сменяется днем.
Я глубоко дышу, проносясь мимо психиатрических кабинетов и отделения для находящихся на долгосрочном лечении пациентов, которым требуются дыхательные аппараты, мимо вечно расширяющегося крыла для пациентов с частной страховкой и отделения для больных деменцией, отделения для перенесших инсульт и отделения пластической хирургии, мимо ожогового центра, кардиологического центра, отделения интенсивной терапии для нейрохирургических больных и крыла венерологического отделения, мимо клиники для больных раком груди. Я бегу мимо лабораторий, где делают анализы крови, и стоматологических операционных. Подо мной морг, надо мной – родильные палаты. И тут все сливается в одно размытое пятно. Я слышу, как плачет ребенок.
Экстренный вызов приводит меня на парковку у входа в ОНП, где в ряд выстроились кареты скорой помощи, а врачи работают с пациентами, которые получили серьезные травмы или вот-вот умрут – все они находятся в слишком тяжелом состоянии, чтобы можно было отвезти их внутрь.
Вокруг любой больницы есть невидимый периметр, внутри которого работает местная бригада оказания экстренной помощи – если пострадавший находится за периметром, необходимо звонить в скорую. Больничная парковка находится в границах этой территории, хотя пациент, у которого произошла полная остановка сердца в автобусе, находился за ее пределами. Это, однако, не помешало моей коллеге забраться на него верхом и попытаться его реанимировать. «А что мне было делать? Восемь, а то и все двадцать минут ждать скорую, чтобы потом констатировать, что мозг пациента умер?» Врач или медсестра всегда бросятся спасать человека, даже если это террорист.