– Пришли.
Бабуська жила в крепком пятистенке, сам дом окружали яблоньки-дички и кусты смородины, а за ним схоронились под сугробами десять соток.
Отперев калитку, я провел Марину в избу, подивившись дымку, что вился из трубы над почерневшей банькой. Кириллыч, что ли, заявился? Похоже на то.
Потопав в гулких сенях, чтобы стрясти снег с ботинок, я открыл дверь и переступил порог.
Всю середину, как и полагается, занимала массивная русская печь, пол был застелен ковровыми дорожками, вязанными из лоскутков, в уголку пылилась икона – скорее, не символ веры, а дань моде. Баба Аня замуж выходила комсомолкой, и не за кого попало – суженый ее был довольно известным авиаконструктором.
Какая уж там религиозность – бабуська даже имя господне всуе упоминать стеснялась, не принято это было в ее юные годы.
– Здорово, Кириллыч!
Престарелый бомж с длинными седыми волосами и окладистой бородой больше всего смахивал на священника. Хотя не так уж он и стар – вон, морщин меньше, чем у меня! А однажды, помню, спешили мы на автобус, так Удалов меня обогнал, так почесал! Удалов – это фамилия Кириллыча, я ее случайно узнал, когда деда кто-то окликнул. Сам он не представлялся, я даже имени его не знаю – прячется человек от общества, скрывается за отчеством. Его право.
Щуря глаза за круглыми стеклами очков и шевеля губами, Удалов разбирал текст псалтыря без обложки.
– Здравствуй, сын мой! – проговорил он протяжно, но тут же вышел из роли степенного патриарха, улыбнулся, выказывая редкие зубы. – И дщерь моя, – добавил просветленный бомж.
– Здравствуйте, батюшка, – робко проговорила Марина.
– Не юродствуй, Кириллыч, – сказал я, скидывая пуховик и принимая пальто у девушки. – Неужто баню истопил?
– А то! – хмыкнул дед. – Хотя больше думать следует о чистоте не телесной, а духовной!
– Тогда в твоей бороде не то что вошки – мышки заведутся! – парировал я и обернулся к Марине:
– Будешь мыться?
– Ой, а можно?
– Нужно! – рассмеялся я. – Иди, а я пока яичницу пожарю. У меня тут где-то кусочек бекона завалялся…
– Я сейчас!
Девушка быстренько оделась, и я вручил ей бабкино полотенце.
– Шампунь в предбаннике, на полочке.
– Ага, спасибо!
Марина убежала, а я приблизился к печи и погрел руки. Замерз я что-то…
Раз уж речь зашла о санитарии и гигиене, то и мне не мешало бы привести себя в порядок. Побриться, как минимум.
Нагрев кипятильником воды в миске, я намазал щеки пеной для бритья (в баллончике, который я выудил из контейнера для ТБО, еще немного было) и взял в руку одноразовый инструмент – «Лучше для мужчины нет!»
Соскоблив щетину, утерся одеколоном «Шипр» из бабуськиных запасов. Щиплет, зараза… Зато малость очеловечился.