– Пожалуй, оставим вот так, – сказал Лев Львович, – хотя я бы еще добавил выразительности взгляду.
Он повернулся, увидел меня и не без гордости объявил:
– Товарищ капитан, принимайте работу!
С первого фотопортрета смотрел мужчина с волевым подбородком, мощными надбровными дугами и взглядом истребителя бизонов и делаваров. Лицо его показалось мне смутно знакомым, как будто я встречал его несколько раз, но вот где – никак не получалось припомнить.
– Это американец, – сообщил Лев Львович.
– Да, и правда, похож, – одобрил я. – А женщина?
Ее я узнал сразу.
Кошачий разрез глаз, широкие скулы, ярко очерченный выразительный рот, темные волосы, модная короткая стрижка.
– Красивая, – прокомментировал Яша Гольдман. – На артистку похожа.
Это была та самая молодая женщина, которая сидела за столиком у окна в «лягушатнике» на Невском в тот день, когда Тонечка сообщила мне о своем намерении строить личное счастье с товароведом. Я еще послал ей на столик бутылку шампанского. И это была хорошая новость: «артистка» существовала на самом деле, а не была плодом алкогольных галлюцинаций злоупотребляющего отдыхом инженера.
Неделя пролетела, осыпавшись отрывными листками календаря. Август перевалил свою середину, зарделась еще бледным красным цветом рябина, в перезрелой тяжелой листве вдруг замелькали мазками желтого цвета первые увядшие листья, как обидная ранняя седина. Жара не кончалась, дождей не было и дым все не проходил, как будто все мы засиделись у пионерского костра, давно погасшего, но еще чадящего из-под серого пепла, и уже все прокоптились, и надышались до одури дымом, но все равно сидим молчаливым кружком, хотя никто, даже вожатые, больше не верит, что в тлеющих сырых головнях осталась искра, из которой может разгореться пламя.
Вражеские голоса все так же усердствовали по ночам, словно потерявшее страх воронье, окружающее смертельно раненного, но еще грозного витязя. Жена диссидента академика Сахарова Елена Боннэр готовилась укатить в ссылку в Горький, сопровождаемая хором плакальщиц из ВВС, «Голоса Америки» и «Свободной Европы». Торжественно открыли игры «Дружба-84». Исчезнувшего ученого – как его? Ильинский? – так и не нашли, как и его спутницу. На границе совсем закрутили гайки, а «Интурист» прекратил продажу путевок даже на год вперед вплоть до особого распоряжения. «Вежливые люди» тихо отсиживались где-то, и я не думал, что они когда-то снова объявятся, учитывая сумму, которой они разжились на последнем налете. Борю Рубинчика похоронили на Южном кладбище рядом с мамой.