— Знаете ведь, что была на ферме, так зачем же спрашиваете? Нарочно послали, как дурочку, чтобы на посмешище выставить.
— Клавдия! — грозно сказал отец, но она не слышала его и говорила в лицо Венкову все, что думала наедине с собой.
— Командовать-то всякий может… Кто у нас в бригадирах и прочих начальниках? Мужчины! А на тяжелой работе женщины. А вы сами поковыряйтесь в навозе…
Она говорила таким тоном, словно Венков был в чем-то виноват перед ней, и теперь представился случай свести с ним счеты.
— Я никому не мешаю, и оставьте меня в покое, — сквозь слезы сказала она.
— Кто вас так обидел? — с прежним спокойствием спросил Венков. — Что произошло на ферме? Я ничего не знаю. И не понимаю вашего раздражения. Объясните, пожалуйста.
— Как же не знаете! Алексей-то все видел.
— Поверьте, он ничего не говорил.
Ника не произнесла больше ни слова. Как внезапно она вскипела, так же вдруг и остыла, замкнулась, словно окаменела.
Наступило неловкое молчание. Венков распрощался.
Едва захлопнулась за ним дверь, как Ника вздохнула с облегчением. Ей казалось, что она смело «отбрила» председателя, и сама гордилась собой.
— Позор!
Голос отца сорвался на высокой ноте, стол хрустнул под ударом кулака, упал и разбился стакан.
— Ведешь себя, как базарная баба.
Она не на шутку испугалась. Еще никогда отец при ней не был так взволнован, никогда так злобно не смотрел на нее.
— Ни за что оскорбила человека.
Долго он говорил в таком духе, и Ника не осмелилась возражать или оправдываться.
Несколько дней после этого в доме было тягостное молчание. Отец изредка о чем-то говорил шепотом с матерью, а на Нику даже не смотрел.
Остыв и трезво обдумав все случившееся, Ника призналась себе в том, что не следовало ей так разговаривать с Венковым.
Ей было стыдно, она не хотела, чтобы Венков плохо думал о ней, и поэтому пошла к нему.
Венков принял извинение легко, однако ничем не подчеркнул своего великодушия и, когда Ника уходила, сказал:
— Не стану читать вам морали. Сама жизнь заставит вас думать иначе… И поступать иначе…
— Возможно, — поспешно согласилась она, а сама подумала: «Каждый сам устраивает свою жизнь».
Шла домой задумчивая, с тихой грустью на сердце…
Суетлив, неугомонен, непоседлив человек. Особенно в молодости. Молодежь тороплива, все ее куда-то тянет. Одних манят непроходимые болота и суровая тайга, других — крутые горы; те хотят пахать тюльпанную степь, дышать ветром, пахнущим кумысом и сухой пылью, а эти — рыть канал в песках знойной пустыни. Трудность пьянит молодые сердца, рождает благородство…
А разве легко быть врачом? Ох как нелегко! Ника выбрала медицину…