Она знала, что делает что-то ужасное. Кроме того брат ее лучшей подруги был в каких-то трёх метрах от нее. И он смотрел практически на них. Смотрел и не видел.
Но это было настолько приятно, что она не смогла бы остановиться при всем желании. А князь бы и не позволил.
Он вряд ли уже контролировал себя, неистово толкаясь в тело юной княгини, хрипло дыша. В голове девушки то и дело возникали обрывки его затуманенных страстью эмоций, сквозь которые изредка пробивалось рычащее:
“Эленика…”
И это невероятно усиливало предательский восторг девушки.
И, когда ослепительное удовольствие разорвало ее мир на тысячи осколков и она перестала контролировать себя, он повернул её голову к себе и поцеловал, сорвав крик с её губ и тем самым заглушив, не позволив ушам маркиза Айвери услышать его и узнать.
Рамон так и не понял, кто был рядом.
Когда они покинули коридор казематов, и далеко за их спинами вновь зажглись факелы, Эленика, наконец, пришла в себя, чтобы спросить:
— Что это было? — и, поправляя юбки, добавила с яростью в дрожащем голосе: — Не смейте никогда больше так делать.
Она уже полностью взяла себя в руки. Дыхание выровнялось, предательская дрожь больше не подкашивала ноги, а нестерпимое желание не жгло тело. На их место пришел стыд. Злость на саму себя, потому что не смогла сдержаться. И гнев на князя Хаоса за то, что тот сотворил с ней.
Дариэн в ответ улыбнулся и промолчал.
Они поднялись на третий этаж, где располагались их смежные покои. Все это время княгиня продолжала держать мужчину под руку, хотя краска на ее щеках теперь была куда ярче, чем тогда, когда они отсюда уходили.
Дариэн остановился напротив двери в покои Эленики, отпустив свою спутницу. И, не удержавшись, девушка бросила:
— Это было отвратительно, ваше величество. Но от князя Хаоса я ничего другого и не ожидала. Вы — маньяк. Вместо крови у вас — лава Ашхара, а вместо души — его пепел. Не смейте никогда больше позволять себе ничего подобного.
В ее глазах сверкали молнии. Прямо над голубыми льдами поруганной гордости. Но холодный взгляд повелителя темных все же заставил ее вздрогнуть.
— Что ж, княгиня, можете считать, что все это я себе позволил, — его голос звучал низко и опасно-медленно. — Но если вы сделали из меня маньяка и насильника, не пытайтесь угрожать и приказывать. Нас, насильников, это только сильнее возбуждает.
Последние слова он произнёс почти с животным рыком. А затем, церемонно поклонившись даме, развернулся и ушел.