– Я Митин дядя, – сказал инвалид. Слова вязли в спутанной бороде. – Идите за мной.
Настя выдавила улыбку. Как последнюю запятую зубной пасты из согнутого в три погибели тюбика.
И побрела за мужчиной параллельно локомотивным путям. Гудели высоковольтные столбы вдали. Вороны вспархивали в небо черным фейерверком.
С нарастающей тревогой Настя озиралась на руины депо, перевернутые и обугленные составы, на тонущие в лужах вагонные тележки. Клетка товарняка раскололась. С перил и лесенки шелушащегося тепловоза свисал ил.
– Вы Коля? – догадалась она. – Вы учились у меня в девяностых.
– Ага, – равнодушно сказал инвалид.
«Господи, – подумала Теплишина, – этот парень загрыз морскую свинку».
– Что с вашими руками? – осмелилась спросить она.
– Несчастный случай.
Кирпичная постройка с вентиляционной трубой, вероятно, была надземной частью погреба. Двери украшал причудливый рисунок углем: некто с телом лягушки и неотделимой от туловища башкой. Лапы уродца венчало что-то вроде звезд или медуз. Звездой с пятью лучами был его кричащий рот. При всей примитивности рисунка Настю передернуло от отвращения, и грудь под платьем засвербела.
Коля словно бы поклонился намалеванному существу.
Теплишина снова помянула имя Господа. Она увидела забор и дом под сенью яблони. Сарай и курятник. Мигающий лампочкой генератор. Обычный сельский дворик, если бы не марсианский кошмар вокруг. И не плацкартный вагон во дворе. Вагон был целым и обжитым, с сиреневыми занавесками на оконцах.
Около него на деревянной колоде две женщины лущили грецкие орехи. Худощавые, сутулые, с мышиными мордочками. Та, что помладше, была беременна. Пятый-шестой месяц.
– Галя, – окликнул инвалид, – к тебе учительница.
Женщина лет тридцати пяти привстала, морщась. В спортивных штанах и футболке с фотографией певиц из «Спайс герлз». Приблизилась, и Теплишина рассмотрела задубевшие шрамы на смуглых костлявых предплечьях.
Настя представилась.
– Вы по поводу моего балбеса? Что он натворил?
– Я просто хотела с вами познакомиться.
– Ну что ж, – сказала Галя, – пройдем в дом.
Настя приготовилась узреть опутанное паутиной логово, под стать обитателям свалки, но очутилась на вполне типичной деревенской кухоньке с цветочным орнаментом обоев, низким потолком и печью. Вешалка у порога, за ней плита, газовый баллон, потрескавшийся шкафчик. В центре – стол, на клеенке – солонка и перечница. Под столом – шеренга банок.
Печь закрывала фиалковая штора, но Настя заметила фрагмент рисунка на глиняном боку.
Две запертые двери вели вглубь дома.
«Не так катастрофично», – подумала Настя.