Женя взяла резинку и собрала ею волосы в хвост.
Резкий запах уже не мешал. Так пахла Котья страна. Страна, придуманная для нее одной.
– У тебя можно переночевать? – спросила она, оглядываясь через плечо.
– Да-да, – закивал дядя Толя. Усилия психиатров пропали даром; его подбородок был мокрым от слюны, глаза лучились обожанием. – Я постелю тебе в спальне, маленькая принцесса. А сам посплю на кухне.
– Не стоит. Я хочу спать здесь.
– Хорошо, – прошептал он, – это хорошо.
– Не плачь. – Женя села прямо на пол, и кошки тут же окружили ее, мяукая.
– Я сочинил много новых сказок о Котьей стране, – дядя Толя потупился и прошептал с надеждой: – Хочешь послушать их?
– Давай позже. Приготовишь мне кашу для начала?
– Кошачью кашку? – спросил он, подмигивая. Крупная слеза сорвалась с ресниц.
– И кошачий чай, – сказала она.
Дядя Толя посеменил вверх по ступенькам. На лестнице он замер и проговорил, уставившись в пол:
– Зря ты уходила.
Женя подняла на руки серо-белого кота и притиснула к себе, уткнулась в слипшуюся шерсть, в доверчивое урчание.
– Зря, – согласилась она.
– Я полагаю, она призрак, – заявил профессор Сакаи в свойственной ему манере перепрыгивать с темы на тему проворно, будто лягушка.
Моя рука замерла, не донеся до губ бокал.
– О ком вы? – спросил я, и профессор ответил, ослепительно улыбаясь:
– О вашей девушке, естественно. Мне кажется, она призрак. Екай.
Я вежливо кивнул и сделал глоток превосходного местного виски. За окнами ветер взбивал жирную и аппетитную пену сакуры. Розовые волны проливались на брусчатку, затапливали улицу. Прохожие отмахивались от снега из лепестков, как отмахиваются от тополиного пуха у меня на родине.
Посещать этот бар стало нашей с профессором традицией, и за месяц я успел привыкнуть к чудачествам своего товарища. Жизнерадостный толстяк с ироничным прищуром, он работал преподавателем в Институте иностранных языков, и студенты обожали его. Главным коньком Сакаи были японские привидения во всем их пестром многообразии.
– Это юрэй, – пояснял он, рисуя на салфетке иероглиф «душа». – А это – екай. – Он записал иероглиф «волшебный» и добавил второй – «нечто странное»: – Екай – призраки-монстры. Очень важно, молодой человек, ничего не перепутать.
Профессор рассказал мне о Садзари-они, превратившихся в нечисть улиток, охочих до мужских яичек. И об ожившем зонтике Каракаса-обакэ, вполне безобидном, и о Фута-куси-онна, ужасной женщине с дополнительным ртом на затылке.
Я подозревал, что сам добрый профессор Сакаи – тайный екай, эдакий тролль, приманивающий путников историями. Заслушаешься, зазеваешься – и он слопает тебя и запьет виски.