– Ну да, хоть восемь, – ухмыльнулся Лугар.
Фифик уже никого не интересовал. Все собрались идти под лестницу играть в пошлого доктора. И даже предложили мне пойти с ними. Но я пошла делать уроки.
Каченке с Пепой как-то не хотелось домой, так что возвращались мы аж в понедельник утром. Мы иногда так делаем, хотя и приходится очень рано вставать, чтобы я вовремя пришла в школу. Ехать до Ничина долго, почти час по петляющей, таинственной дороге через леса и разные маленькие деревни.
Посреди одного такого леса мы увидели маленькую девочку в красной шапочке и с красным ранцем за спиной. Пепа притормозил и спросил ее, не к бабушке ли она идет, не несет ли пирожки. Она ответила, что нет, идет из дома лесника во Влковицах в школу. Сказала, что ходит так каждый день, потому что никакие автобусы так рано не ездят, а машины у них нет. И мы подвезли ее прямо к школе, и она была очень рада. Я тоже была рада, только жалела, что Лугар и остальные не видят, что в Фифике едет пять человек. Конечно, трое из них еще маленькие, но так тоже считается.
Мы были в Праге! Целых два дня! Это было так замечательно, что в голове я все еще там. Как только мы въехали в город, я заметила вдалеке дома, такие красивые, что я подумала, что это Градчаны. Но Каченка сказала, что нет, это всего лишь Коширже. Только все равно, в Ничине нет ничего хоть чуть-чуть такого же красивого, как Коширже. Разве только Святая Гора, но может, и нет.
Винограды, где живут бабушка Даша с дядей Криштофом, тетей Яной и с Вашичеком, еще лучше, чем Коширже. На их доме разные красивые украшения, много всяких выступов и он даже розовый.
Родители сдали нас с Пепичеком бабушке Даше и пошли на похороны, из-за которых мы приехали в Прагу. Умерла тетя Аня – это самая младшая сестра закопской бабушки, которую бабушка любит больше всех, потому что она самая аристократичная. Так что закопские бабушка с дедушкой тоже поехали и не могли за нами присматривать. Но главное, нам с Пепичеком не нужно было идти на эти похороны. После похорон все родственники организовали праздник, потому что они любили тетю Аню, и Пепа с Каченкой решили, что мы останемся в Праге ночевать. Мы с Пепичеком – на Виноградах, а они – не знаю где, и домой поедем на следующий день после обеда. Я была очень рада.
Но вечером я не могла заснуть. Я все время думала о Каченке и бабушке Миле, как они ужасно плакали. Еще я думала о тете Ане и переживала, что раньше не переживала, что она умерла. Я закрыла глаза, надавила на них руками так, что стало больно. Но увидеть темноту никак не получалось. Зато я видела, как в огромной комнате с дворцовой мебелью за столом сидит тетя Аня в таком кресле, которое похоже на трон, а рядом с ней на стуле – моя бабушка Мила. У тети Ани распущенные длинные бело-желтые волосы, белое платье, и вся она светлая и тоненькая. За ней на стене висит большое черное распятие. Тетя говорит тихо, будто издалека, почти не открывая рта, но все, что она говорит, очень хорошо слышно. Бабушка тоже такая тихая, какой никогда не бывает. Я и мой двоюродный брат играем возле этого стола на полу, на толстом цветном ковре, со старинными фигурками из вертепа. Тетя Аня наклоняется к бабушке и гром-ко шепчет: «Ты знаешь, Мила, он был еврей».