Пани учительница покачала головой: «Я даже не знаю, как быть». Потом передумала и сказала: «Хелена, сделай мах!» У меня как всегда не получилось, и тогда она говорит: «Не расстраивайся, Хелена, вот тебе эскимо!» И меня уводят. Не знаю, чем все закончилось, Пепа меня разбудил, и настало утро.
Только прежде чем идти умываться и завтракать, я схватила пани Нюйоркову за волосы и выбросила ее из окна. Пускай ее заберет какой-нибудь социальный работник. Или пускай она умрет, мне все равно.
По пути в школу я увидела пани Нюйоркову. Она не разбилась на куски, как я думала, у нее была только вывернута рука. Она была вся мокрая и в грязи, потому что упала как раз на грядку. Ее глупые моргающие глаза были открыты, и она лежала там голая, потому что, прежде чем ее выбросить, я сняла с нее всю одежду. Я хотела ее оставить для других кукол. Шел дождь, было холодно, и мне стало ее жалко, хоть я и не люблю ее. Так что я взяла ее с собой, вся испачкалась, и все смеялись надо мной, что я ношу с собой в школу игрушки, как первоклашка.
С тех пор пани Нюйоркова не говорит, но это не страшно, она и так умела говорить только какое-то «ал-бахала-хантала», и все равно ее никто не понимал. И моргающие глаза уже не моргают, а просто все время открыты, даже когда она спит.
Каченка уезжала в Прагу на три дня, на очередной суд с театром. Пепичека мы отвезли к закопской бабушке и остались с Пепой одни. Но перед тем как Каченка уехала, я рассказала ей о том письме Фрайштайна. Я не знала, нужно или не нужно это делать, и боялась, что́ она скажет, но еще больше я боялась социального работника, так что в общем я показала ей письмо по пути на станцию, когда мы с Пепой ее провожали. Каченка выхватила у меня письмо так быстро, что оторвала от него кусок. Когда она его прочитала, то закурила и сказала, что разберется с бабушкой, когда вернется. И еще что я не должна ничего бояться. Она даже не кричала, но это было хуже, чем если бы она кричала. Я сразу это поняла.
Когда Каченка уехала, мы с Пепой не пошли домой, а пошли в кино на фильм «Великолепная семерка». Нам очень понравилось.
«Видишь, можно справиться и с тем, кто сильнее, только нельзя быть хлюпиком», – сказал Пепа. Потом он рассказывал мне, что если бы мы жили в Праге, то по пути из кино мы бы купили на Вацлавской площади колбасок. У таких колбасок с каждого конца по четыре маленькие запеченные ножки, все хрустящие, вкусно пахнущие и из них течет сок, но это ничего, даже если ешь руками, потому что вместе с колбаской дают бумажный поднос и салфетку. А еще горчицу, ее Пепа очень любит.