По пути Бейлисс приказал своему шоферу остановиться на темной улице. Он велел мне вылезти из машины. Шофер подошел сзади и заломил мне руки за спину. Бейлисс вытащил из ящичка на приборном щитке бутылку шотландского, набрал полный рот виски и прыснул мне на лицо и рубашку. Затем выхватил дубинку и стукнул меня по голове.
Я пришел в себя в камере. Раненый полицейский скончался в больнице. Мне дали четыре года. Мой адвокат сражался, как лев, но ничего не добился. Когда он представил доказательства заговора, от них просто отмахнулись. Кубитт показал под присягой, что никогда не получал моего досье и вообще давно хотел избавиться от меня, потому что я был посредственным репортером и к тому же пьяницей.
Отбывая срок, я постоянно возвращался к мысли о том, каким же я был идиотом. Только безмозглый кретин мог прийти к выводу, что ему по силам в одиночку свалить городскую администрацию.
Мало радости доставило мне известие о том, что комиссару полиции пришлось уйти в отставку, да и многие чиновники покинули свои посты. Выступление моего адвоката не прошло бесследно, и мафия решила обосноваться в другом месте. Но мне это не помогло. Я ведь получил четыре года за то, что убил полицейского, управляя машиной в пьяном виде.
И вот три с половиной года спустя меня выпустили на свободу, а я умел лишь писать газетные статьи. Кубитт внес меня в черный список, и это означало, что я не смогу работать в редакциях. Оставалось подыскать новую профессию, и я понятия не имел, чем же заняться. До тюрьмы зарабатывал я неплохо, но деньги у меня не задерживались. И Нина, конечно, не могла прожить на наши сбережения, когда меня посадили за решетку. Я очень волновался, как она там без меня, но упрямо настаивал, чтобы она мне не писала. Я не мог смириться с тем, что мерзкий толстяк-тюремщик будет читать ее письма.
— На что она жила? — спросил я Реника. — Как она?
— Нормально. Да ты в этом не сомневался, не так ли? Она теперь художница. Расписывает керамические горшки и вазы и выручает за это довольно много денег.
Он свернул на мою улицу. При виде бунгало к горлу подкатил комок. На тротуарах не было ни души. Лишь дождь хлестал по асфальту.
Реник притормозил у ворот.
— Еще увидимся. — Он сжал мою руку. — Ты счастливчик, Гарри. Я бы хотел, чтобы кто-нибудь ждал меня, как Нина.
Я вылез из кабины. Не оглядываясь на Реника, пошел по знакомой дорожке. Дверь распахнулась. На пороге стояла Нина.
* * *
Примерно в половине седьмого утра на седьмой день освобождения из тюрьмы я проснулся, как от толчка. Мне снилось, что я снова в камере, и прошло какое-то время, прежде чем я понял, что нахожусь в нашей спальне, а рядом спит Нина.