– Отец Евы психопат. Он получил по заслугам, – вступает в разговор Хартман.
– И ты всему этому веришь? – вмешивается Уоттс.
Снова воцаряется молчание, и все как один многозначительно смотрят на него. Слова могут быть опасны в мире, где у стен есть уши.
– Что там было на самом деле, мы вряд ли когда-нибудь узнаем. – Джексон прерывает молчание. – Только тем, кто наверху, все известно.
– Что ты хочешь этим сказать? – спрашиваю я, перехватывая неуловимый взгляд Джексона.
– Ничего, – отвечает он.
– Нет уж, продолжай, про тех, кто наверху. Ты имеешь в виду моего отца? – Впервые в жизни я вступаюсь за него. Странное ощущение.
– Да, наверное. Никогда не думал об этом. – Джексон пожимает плечами. – Может быть, и ты тоже знаешь. – Он смеется.
До меня не сразу доходит смысл его слов. – Вы все тоже так думаете? – спрашиваю я у своей команды. – Что я часть какого-то грандиозного заговора, который разлучил Еву с ее семьей?
Мои так называемые друзья переглядываются и неубедительно качают головами.
– Нет, старик, мы знаем, что ты один из нас, – говорит Локк, но я улавливаю тень сомнения в глазах коллег. Как будто они думали об этом, даже если и не верили.
– Я, пожалуй, доем в общаге, – говорю я Хартману, оставляя его в компании заговорщиков.
Я тащусь обратно в общагу. Мое тело двигается по кажущимся бесконечными коридорам Башни, в то время как мысли бродят по лабиринтам разума. Столько тупиков, столько вопросов без ответов. Мать Евы и конспирологические версии ее смерти, по большей части родившиеся из интервью, которые раздавал безутешный муж и отец, когда его разлучили с Евой, еще до попытки похищения дочери.
Они ее убили.
В памяти всплывает его голос, звучавший на одной из сотен записей. Голос обезумевшего и отчаявшегося человека. Мужчины, ставшего свидетелем смерти своей жены. Наравне с ней причастного к чуду рождения самого прославленного ребенка. Отца самого ценного жителя планеты.
Достаточно, чтобы сойти с ума?
Возможно.
Я прохожу мимо пары сотрудников ЭПО – техников, судя по их темно-синей униформе.
– Сэр. – Они по-военному отдают честь.
Я киваю. Ненавижу здешнюю иерархию. Эти седеющие мужики, возможно, втрое старше меня, и, между тем, только из-за моей должности вынуждены отдавать мне честь, даже получать от меня приказы, если я того захочу.
Я всегда чувствовал, что жизненный опыт, возраст, рабочий стаж уже делают человека заслуживающим уважения. Но, похоже, здесь ценится другое.
Когда мои мысли успокаиваются, я замечаю, что проскочил вход в крыло, где находится наше общежитие. Передо мной лифт, на котором можно попасть в жилую зону. Металлический шар за стеклянными воздухонепроницаемыми дверями лифтовой шахты изящно скользит вверх мимо нашего этажа, оставляя отраженный сияющий след на полированном черном полу.