– Тебе не обязательно питаться, чтобы жить, Ева, – рычит Вивиан. – На самом деле ты можешь держать голодовку хоть до конца дней. Но – и это твердое «но» – все гораздо серьезнее. Сколько еще раз ты собираешься бросать мне вызов? Сколько раз собираешься нарушать правила и чинить нам мелкие пакости? Да-да, ты не ослышалась. Твои выходки – не более чем мелкие пакости.
Она выдерживает паузу, давая мне время ответить.
Я молчу.
– Если ты не будешь сотрудничать, придется преподать тебе кое-какие уроки, – снова угрожает она.
– Должен быть другой выход, – бормочет мать Табия, явно огорченная.
– У нее нет дурных намерений. – Мать Кимберли закрывает лицо руками, не в силах вынести этого зрелища.
– Она просто молода, – добавляет мать Кади, когда наконец поднимается с пола.
– Молчать! – рявкает Вивиан, взбешенная тем, что подчиненные подвергают сомнению ее методы.
– Мы не хотим проявить неуважение, мисс Сильва, – попискивает мать Табия. Все трое слегка выпрямляют спины и склоняют перед ней головы.
Вивиан переводит взгляд с Матерей на меня. – Даю тебе последний шанс принять пищу, – хладнокровно произносит она. – Или эти дамы впихнут в тебя коктейль нутриентов и будут повторять эту процедуру, пока ты не станешь сотрудничать. Понятно?
Я слышу, как всхлипывает кто-то из Матерей.
– И не думай, что они этого не сделают. Если кто-то из них откажется исполнять мои приказы, я буду вынуждена выселить ее из здания. – Злобный, ядовитый тон не оставляет сомнений в серьезности ее намерений. Это предупреждение для всех нас. – Я здесь не для того, чтобы заигрывать с тобой, Ева. Будь моя воля, я бы с удовольствием привязала тебя к кровати и кормила насильно, сколько потребуется. По крайней мере, тогда мне не пришлось бы мириться с этим бредом бунтарки и эгоистки.
Я опускаю глаза и замечаю, как крепко сцеплены мои руки. Они как будто помогают мне сохранять самообладание.
– Очень скоро мы подойдем к моменту ретракции, станем на шаг ближе к достижению цели выживания нашей расы. Сыграй свою роль, Ева. Исполни. Свой. Долг. – Ее голос глубокий и проникновенный, но звучит, словно рев. Это страшнее, чем когда она кричит на меня. Сейчас в ней говорит расчетливый манипулятор, и ее слова – больше, чем пустые угрозы.
Мое тело сжимается, скукоживается под натиском ее речей.
– Общественность на твоей стороне, но попробуй только взбрыкнуть – и все быстро изменится. Однажды ты подарила людям надежду, но они будут действовать самым вульгарным и грубым образом, если у них отобрать то, ради чего они живут и борются. Мне бы не хотелось, чтобы они узнали, что твой эгоизм привел человечество к гибели. Они бы не стали так дрожать над своей драгоценной Евой, если бы услышали, что она отказалась сотрудничать и перестала следить за своим здоровьем. И, если не выполнишь то, что мы просим, ты нам здесь больше не нужна. Мы продолжим поиски альтернативы и выставим тебя отсюда. Одну-одинешеньку. – Что-то доносящееся снаружи, видимо, привлекло ее внимание, потому что она оглядывается через плечо и прислушивается, прежде чем снова поворачивается ко мне и продолжает: – Но я уверена, что до этого не дойдет. Я воспитала тебя более здравомыслящей.