«Месяц исправительного дома в тюрьме Хеллоубя. Освобождена второго июля. Медж Бенсон (имя было подчёркнуто). 14, Памерс Террес, Педингтон. 74, Хайклиф Гарденс, Маргейт. Совещалась со шкипером „Соси-Вель“, след простыл».
А дальше следовали иероглифы.
Понимая, что он поступает непорядочно, в то же время Джим не скрывал своей радости от прочитанного. У него сразу появилась уверенность, что эта информация имеет самое непосредственное отношение к судьбе пропавшей леди Мери. Следовало только выяснить, кто такая Медж Бенсон. И по какой причине в тексте упоминалась тюрьма? Тщательно переписав текст, Стейл отправился домой. Он жил в маленькой квартире в доме, из окон которого можно было видеть весь Раджен Парк. Правда, такого удовольствия он был лишён сам, созерцая голые стены других домов, но и квартирная плата была вдвое ниже, чем у других жильцов. Правда, его три комнаты были обставлены роскошной мебелью. Это было всё, что ему удалось спасти из отцовского наследства.
Джим поднялся лифтом на четвёртый этаж и уже собрался отпереть свою квартиру, как вдруг дверь напротив открылась и вышла пожилая женщина в одежде сестры милосердия.
— Как поживает ваша пациентка? — поинтересовался Джим.
— Ей теперь хорошо, насколько вообще может быть хорошо тяжело больному человеку. Она вам очень благодарна за книги.
— Бедная женщина! Что может быть страшнее для человека, чем потеря возможности двигаться.
— Знаете, за семь лет болезни можно привыкнуть ко всему, в том числе и к неподвижности. А это привычно для миссис Фейи.
В это время из лифта вышел почтальон.
— Для вас, сэр, ничего нет, — ответил он на вопросительный взгляд Джима.
— Миссис Бенсон, а как поживает наша больная? — повернулся почтальон к сестре милосердия.
На мгновение Джим утратил дар речи — Бенсон, это же имя, о котором он сегодня узнал из записной книжки Солтера.
— Ты мне страшно надоедаешь, мать, — проворчал Дигби, наливая в стакан портвейна. — Не сунь нос не в своё дело. Тебе достаточно знать только одно, что я хочу, чтобы эта девушка была тут секретаршей. Но, заметь, она никоим образом не должна понять, что взята сюда совсем не для того, чтобы сортировать твои письма.
Женщина, сидевшая напротив Дигби на диване, выглядела значительно старше своих лет. Ей недавно исполнилось шестьдесят, а многие думали, что ей уже перевалило за восемьдесят. Морщинистое желтое лицо, руки с грубо выступающими голубыми жилами, сгорбленная спина позволяли сделать такой вывод. Только глаза, горевшие живым огнём, ещё говорили о жизни, которая тлела в этом угасшем теле. К сыну она обращалась почти подобострастно.