— Уж лучше бы меня сразу положили, — вздохнула Ева. — Эти два дня перед операцией — самые страшные. А вы все уезжайте скорее отдыхать, оставьте меня одну.
Когда отец стал укладывать маленькую Эвелину спать, она спросила:
— Наша мамочка умрет?
Келлер вернул путевку в профком.
— Да разве мы без тебя поедем?! — сказал он жене.
Ева лежала в постели бледная, но все же улыбнулась мужу:
— Зато теперь не надо будет бояться, что опять попадусь!
Перевод Е. Михелевич.
— Я устала. Движения вялые, веки слипаются, короче — я ощущаю вполне нормальное желание спать. Освальд, дорогой мой муженек, уже улегся, да и дети давно закончили свою ежевечернюю возню в кроватках. И все же я сварю себе сейчас крепкого кофе — три ложки с верхом на одну чашку, — но не стану ни вшивать молнию в юбку дочери, ни штопать дыру в носке, которую мой милый муженек предъявил мне нынче вечером, а изложу на бумаге, почему я перестала быть директором школы. Я сознательно иду на то, что мои ученики завтра будут стрелять через весь класс бумажными шариками и передавать под партами журнальчики — ведь они наверняка сразу смекнут, что я сплю на ходу; и впрямь, пока они будут писать контрольную, мне придется приложить особые усилия, чтобы, не дай бог, не упасть головой на стол. Я иду на все это, ибо мне важно, чтобы все узнали, каким обстоятельствам я была обязана своими успехами.
Впервые я увидела его в Очереди к кассе нашей студенческой столовой и сразу же захотела с ним познакомиться. Грудь его в ту пору была более выпуклой, чем живот, густые черные волосы так буйно вились, что лоб казался гораздо выше и благороднее, а очки без оправы придавали его лицу несомненную интеллектуальность. Полгода спустя он признался мне, смеясь, что считал меня гордячкой и недотрогой.
Весьма существенным движущим мотивом последующих событий, скорее всего, было мое честолюбие; но поскольку я всегда считала это свойство характера стимулом к движению вперед, я не могу назвать его своей слабостью.
В то время как Освальд преспокойно высыпался после наших бурных ночей, отодвигая подготовку к реферату на туманное будущее, я каждое утро ровно без пяти минут восемь усаживалась на свое место в университетской аудитории. Мало-помалу юбки начали с меня сваливаться, а сама я еще до полуночи уставала от объятий. Как-то раз я даже заснула в ту минуту, когда Освальд целовал ступни моих ног, что дало ему повод сказать, будто я люблю его меньше, чем он меня. И я очень от этого страдала. Его глаза нравились мне без очков еще больше, а грудь так же густо курчавилась черными волосами, как и голова. Но мне очень хотелось стать учительницей, а ведь я училась всего-навсего на втором курсе.