«Решительный мужчина», — подумала она, когда он ее поцеловал. Это было ей не совсем уж в новинку. Такое случалось и раньше. Случалось и проходило. Внове были только цветы.
Тогда она знала больше, чем теперь.
Началось все, пожалуй, с его выступления. Она задерживалась в зале, даже если ей там было уже нечего делать, до перерыва, чтобы послушать, как он выступает.
Потом подошло время нести холодные закуски, а она все стояла и слушала доклад Менгерса о проблемах выполнения запланированных на год социальных мероприятий для женщин и одиноких матерей на его предприятии, где и работали преимущественно женщины.
В эту пору такие доклады делались часто, выступали обычно мужчины. Бригитта была не замужем. Тема интересовала ее не особенно. Но голос у Менгерса оказался низким и сочным, каждое «р» — раскатистым. Так тут еще никто не говорил.
Она почувствовала, будто замкнулся какой-то круг, который не выпускает ее. Круг Менгерса.
А может, она осталась только на поверхности этого круга. Вроде малой песчинки, которую легко сдуть и которая почти невидима. На ее долю приходились считанные часы после заседаний. Изредка выходные, которые считались командировками. В ее распоряжении были только часы, не занятые программой конференций, работой, женой и детьми.
После той истории с цветами она думала, что все скоро пройдет. И вдруг эта покорность. Бесконечное ожидание, не выберет ли он для нее время. Иногда она брала в свою мансарду кого-нибудь другого. Потом озноб, распахнутая дверь — и никаких объяснений.
Ожидание, не решится ли он подвести черту под своей семейной жизнью. Может, лучше подвести черту самой? После десяти часов работы, сервировки и уборки посуды, мысль эта как-то исчезала.
Бригитта берет гроздь, запускает в нее пальцы, наподобие гребешка, и осыпает ягоды в плошку.
В середине дня раздается звонок.
Мать открывает калитку.
— Да, Бригитта здесь.
Бригитта стискивает гроздь, давит ягоды, и темный сок течет на синий халат, капает на колени.
Менгерс, неестественно прямой, идет крупным шагом по вымощенному булыжником двору. Поздоровавшись, он берет ее за руку у запястья и говорит, чересчур громко, пожалуй:
— Вот заглянул по пути. Хотел посмотреть, как ты проводишь отпуск.
Он долго смотрит на ее запачканные пальцы.
Мать забирает у Бригитты халат и бузину.
— Я сама все доделаю.
Она поворачивается к Менгерсу:
— Оставайтесь. Отведайте бузинного супа. В городе такого не едят. Вы ведь городской?
— Я… с удовольствием.
Менгерс не особенно любит супы, ни горячие, ни холодные. Дома по субботам и воскресеньям их всегда готовит жена. Считает, что детям это полезно.