Меня бы и это устроило в качестве плана Б, но я была бы ужасно разочарована. После того как я столько времени скрывалась, ждала возможности всплыть на поверхность. После такого тщательного планирования. Нет, это было бы не полностью удовлетворительным завершением нашей дружбы. Определенно совсем не тем, чем бывает надлежащее воссоединение. Она себя тоже обманывала. Она хочет меня увидеть. Конечно хочет. Вопрос вот в чем: много ли осталось от прежней Шарлотты, чтобы найти меня? Найти нас?
Пожалуй, нам придется подождать и посмотреть. Так или иначе, Ава, тебе пора принять лекарство. Тебе нужно баиньки. А у меня дела.
48
ДО
1989
«Все должно так или иначе разрешиться».
Эти слова сказала сестра Тони, Джин, два года назад, когда Шарлотта болела свинкой и ее рвало. «Все должно так или иначе разрешиться. Не противься. Так тебе будет лучше». Может, и будет. Может быть, поэтому она запихнула собачье говно в почтовый ящик старого мистера Перри и смеялась над ним, хотя ничего плохого он ей не делал. Может, поэтому она написала свое имя крупными буквами на школьной стене баллончиком, который нашла в проулке, где кололись мальчишки. Может, так оно все и разрешается, вся ярость, накрученная на пузырь чего-то другого, чего-то в глубине, и она бы не могла объяснить, чтó это, даже если бы и попыталась, нечто ужасное и отчаянное.
Но то, что она делала, не привело ни к какому улучшению. Люди вызывали полицию, социальную службу, следовали новые предупреждения, мать орала на нее, и Тони, и ремень, и всегда, всегда, за путаницей в ее мыслях глубокий страх в животе после обжорки. Оказалось, что это не разовое посещение. Так оно и задумывалось. Она могла бы догадаться. Новые специальные друзья и всегда вызывающий у нее тошноту ужин с рыбой после, словно это приводит все остальное в норму. Словно это какое угощение. А еще таблетки. Иногда она чувствует, что не понимает, где реальность, а где нет. Может, сюр. Новое словечко от Кейти, она не понимала его прежде, не понимает и сейчас, хотя Кейти и пыталась его объяснить. Но ей все равно нравится его звук. В сюре все становится чище. Безопаснее.
Но ощущуния безопасности нет. У нее все еще болит тело, после того как ее избил Тони, раздраженный приездом женщины из соцслужбы в прошлый вторник. Ремень оставил рубцы сзади на ее бедрах, и в этот раз появилось что-то новое. Какое-то звериное выражение на его лице. Это напомнило ей обжорку, что ей совсем не понравилось. Его лицо, плач Даниеля, голос утешающей его матери. Ее собственный визг и крики, когда ремень опускался на ее спину, она ненавидела себя за то, что не может сдержаться. Она не плакала. Даже потом, когда осталась одна. Она предпочла забыться в их песне, песне, которая принадлежала ей и Кейти. Она прослушивала ее снова и снова, громко в наушниках.