Шарлотта слышит звук включенного телевизора, какая-то программа про лошадиные скачки. Ноги ее дрожат, когда она спускается по лестнице – медленно, осторожно, тихо говоря себе: «И где же мама? Если бы мама была здесь, этого бы не случилось, хотя она и называет меня маленькой сукой и геморроем. Она должна была быть здесь». Она морщится с каждым скрипом половых досок – Тони может услышать и окликнуть ее, а то и чего похуже.
Сердце у нее в пятках, она заглядывает в гостиную. На полу банки из-под пива. Коробка еды навынос. Ноги в брюках, вытянувшиеся на диване. Храп. Волна облегчения накатывает на нее, прилив получше, чем от приема любой таблетки. Спит. Он уснул.
– Шаррот?
Она у входной двери, когда тоненький голос останавливает ее; Шарлотта поворачивается, видит в дверях гостиной Даниеля с Кроликом Питером.
– Ты куда, Шаррот? – снова спрашивает он. Голос у него тихий, но не очень.
– Ухожу. – Шепот. Раздраженный. Она хочет уйти.
– А я?
– Нет.
Его пухлое личико кривится, она видит слезы, собирающиеся в его больших глазах, и понимает, что он в любую минуту может разреветься, и тогда Тони проснется, и кто знает, что может произойти.
– Хорошо, – говорит она. «Заткнись, заткнись, не реви, маленький говнюк!» – Только тихо.
Плаксивое выражение на лице Даниеля сменяется радостной улыбкой, слезы забыты, он делает, что ему сказано, тихонько садится на нижнюю ступеньку и неловко натягивает ботиночки, а она берет его голубую курточку, купленную в комиссионке, слишком большую для него. Засовывает его руки в рукава, прижимая палец к губам, тихонько открывает дверь, и они выходят на октябрьский холодок.
У Даниеля такой вид, будто он вот-вот взорвется от радости, он протягивает ей руку, другой прижимает к себе Кролика Питера. Шарлотта берет его маленькую теплую ручку в свою и быстро тащит по улице. Она не хочет, чтобы он был с ней. Что скажет Кейти? Почему он не мог остаться дома? Почему он вечно должен быть в центре всего?
Малыш что-то бубнит, шмыгает носом – из носа текут сопли, – и ей приходится идти медленнее, приноравливаться к его шагу, они идут по пустырю, его неуклюжие ноги время от времени спотыкаются. Что, если мать придет, пока их нет? Эта мысль заставляет ее улыбнуться. Тони спит, Даниеля нет – да она просто взбесится. Они начнут ссориться. Пускай поволнуются. Пойдут к качелям, будут его искать. Она представляет себе панику матери, отбрехивания Тони, и ей хочется смеяться, бежать и напиться.
Пусть они обосрутся. Все.
И вот она, ее злость. Шарлотта чуть крепче сжимает руку Даниеля.