Дозорные Рагналла видели, как отряд въехал в лес, затем выехал из леса. Если бы Бедвульф просто спрыгнул с седла и спрятался где-нибудь, враги заметили бы, что одна из лошадей лишилась в дебрях всадника. Однако им вряд ли придет в голову пересчитать коней без седока. Никто не обратит внимания, что одним конем стало больше. Бедвульф, по моим прикидкам, должен благополучно укрыться среди наших недругов. Туча накрыла нас, по шлему ударили тяжелые капли.
– Пора возвращаться, – приказал я, и мы поскакали обратно в Сестер.
Тем вечером приехала Этельфлэд. Она прибыла во главе восьми с лишним сотен воинов и в крайне дурном расположении духа, которое усугубилось при виде Эдит. День выдался непогожим, хвост и гриву Гаст, кобылы Этельфлэд, трепало по ветру, так же как и длинные рыжие волосы Эдит.
– Почему она расхаживает с непокрытыми космами? – накинулась на меня Этельфлэд вместо приветствия.
– Потому что девица, – ответил я, глядя, как Эдит спешит укрыться от налетевшего дождя в доме, в котором мы поселились на главной улице Сестера.
Лицо Этельфлэд исказилось.
– Она не девица, она… – Этельфлэд проглотила остаток фразы.
– Шлюха, – решил помочь я.
– Передай ей, пусть уберет волосы как полагается.
– А разве шлюхам полагается заплетать волосы? – осведомился я. – Большинство из тех, с которыми мне довелось забавляться, предпочитали распускать их. Впрочем, есть в Глевекестре одна чернявая, которую епископ Вульфхерд любит нагибать, когда его жены нет в городе; так вот та укладывает их вокруг головы, как веревки. Он заставляет ее сначала заплести косы, а потом требует…
– Хватит! – оборвала меня она. – Передай своей женщине, пусть хотя бы попробует выглядеть прилично.
– Моя госпожа, можешь сказать ей это сама. И добро пожаловать в Сестер.
Она опять нахмурилась, потом слезла с Гаст. Этельфлэд ненавидела Эдит, брат которой пытался убить ее, и наверняка имела основания питать к девушке подобное чувство, но все же большей частью оно объяснялось тем, что Эдит делила со мной ложе. Этельфлэд также недолюбливала и Сигунн, много лет бывшую моей возлюбленной, но истаявшую в горячке две зимы назад. Я плакал по ней. Этельфлэд тоже была моей возлюбленной и, возможно, являлась ею до сих пор, хотя в столь кислом расположении духа больше походила на моего врага.
– Все корабли потеряны! – воскликнула она. – И около тысячи норманнов засели в полудне пути отсюда!
– Теперь уже две тысячи, – поправил я. – И среди них по меньшей мере с сотню бешеных в бою ирландских воинов.
– А ведь этот гарнизон поставлен здесь именно для того, чтобы подобного не случилось! – прошипела Этельфлэд.