— Я не понимаю…
Старуха словно и не услышала.
— Каждый ильх и каждая дева Карнохельма знают эту историю. О прекрасной вёльде и риаре Савроне. Рассказывают эту историю долгими зимними ночами, когда воют на скалах горбатые волки. Когда кончается запас мяса, когда замерзают источники. Когда голодно, страшно или плохо. Хорошая история она ведь способна и согреть, и ободрить, ты знаешь?
Гудрет промолчал и поежился. Почему-то ему стало не по себе. А старуха рассмеялась и продолжила:
— Только все забыли одну маленькую деталь этой сказки. Незначительную, никому ненужную деталь. Конечно, зачем о ней помнить, она совершенно не вписывается в эту красивую сказку о великой любви! Когда Аста вошла в башню риара, рядом с ним сидела дева. Его лирин. Та, которая отдала годы на служение Саврону. Та, которая была верной женой и ласковой подругой. Та, которую все забыли, когда пришла Аста…
Гудрет снова промолчал. Перед его глазами все плыло и туманилось, он плохо понимал слова странницы. Да и надо ли? Какое ему дело до этих бредней?
— Не знаю, кто ты и зачем здесь… Но кольцо Горлохума убивает. Хёгги не принимают взрослых ильхов. Чтобы слиться, душа должна быть чистой и непорочной…
— Да какие в тебе пороки, мальчик! — перебила его шепот странница. — Ты наивный и доверчивый, словно новорожденный телок! К тому же… у тебя нет выбора.
Гунхильд тряхнула седой всклокоченной головой. Глянула неожиданно остро и внимательно. И снова Гудрету стало не по себе. Зря он пришел в Карнохельм… зря. Надо было сидеть в своей пекарне, месить тесто и слушать мать. Надо было забыть о деве из-за Тумана и надеть венец на голову Кэйи с соседней улицы. Надо было сделать все это, а не лезть в эти дикие скалы и заповедные места.
Но было поздно.
Из грязного мешка странница вытащила черный обруч. Кольцо Горлохума.
Я уснула незаметно, просто провалилась, слишком измученная этим днем. Благодаря Зову мои ссадины и укусы затянулись, а сон был крепким. Кошмары меня тоже не мучили, возможно, они опасались ильха, который собственнически прижимал меня к себе.
Проснулась я от того, что в животе началась буря. От голода. Открыла глаза, моргнула. В узкую дыру-воздуховод втекал поток света. И все вокруг наполняли упоительные запахи!
Я жадно сглотнула, мигом растеряв остатки дремы.
Рагнвальд сидел на корточках возле очага. Над огнем булькал котелок с ароматным варевом, а сам ильх смотрел на сосновую ветвь — все, что осталось от моего венца. Ледяные колючки и узоры за ночь растаяли.
Я села, и варвар поднял голову.
— Судя по запаху, готовишь ты точно лучше меня, — улыбнулась я.