— У меня дурные новости, простите. Вам отказано в возвращении на фьорды.
— Что?! — не поверила я.
— К сожалению, я пока ничего не могу сделать. Проход через Туман вам запрещен. Вы остаетесь в Конфедерации, но придется доказать, что вы не опасны. Через две недели состоится слушание по вашему делу.
— Это все командор! — схватилась я за голову. — Этан Грей! Это дело его рук!
Андерс помрачнел, но не возразил. Я всмотрелась в его красивое лицо.
— Это еще не все?
— Я получил письмо из Карнохельма. Как вы понимаете, на фьордах довольно плохо с сообщением.
— И что там? — наверное, мне все же стоило присесть.
Мужчина молча подал мне желтый лист. На нем была всего она строка: «Риар Карнохельма в незримом мире».
Удар!
Тяжелый молот опустился на камень, высекая искры и острую крошку.
Рагнвальд уже не слышит голос скал, но кажется, что камень кричит от боли? Или это лишь его душа?
Удар!
Брызги гранита и льда впились в руки, оцарапали. Но он лишь раздраженно стряхнул капли крови и снова поднял тяжелый молот. Ветра вились рядом. Злые, встревоженные, испуганные. Толкали в ребра, опутывали ноги, выстужали. Шептали, кричали, убеждали. Ветра боялись. Его и за него. И приходилось их отталкивать, отгонять. Они расползались шипящими змеями, прятались в трещины камней, взвивалась к черному, ненастному небу. Затихали на несколько минут. Потом возвращались.
Но ветра уже почти не беспокоили. С хёггом было сложнее.
Рагнвальд опустил молот и на миг прикрыл глаза. И снова нахлынуло. Билтвейд и пещера. Туши, начиненные китовым усом, который принес Кимлет. Туго скрученный и гибкий его спрятали среди мяса и потрохов, перевязали сонной травой. Заглотив такую тушу, хёгг не заметит угрозы. Уснет, а китовый ус распрямится внутри, распоров желудок. Только отведать угощение придется и самому Рагнвальду, это риар понимал. Только так можно было обмануть умных хищников.
И он был на это готов.
Ночь перед Билтвейдом прошла в спешном сооружении ловушки. Трин пришлось запереть в башне, чтобы не мешала. Он нарушил закон, отказал избраннице Билтвейда, но утешал себя тем, что Трин останется в зримом мире.
Хотя от отказал бы в любом случае. Он уже не мог иначе.
Тяжелая работа в ту ночь почти не отвлекала от мыслей. Чтобы Рагнвальд ни делал, а в голове все равно стоял один образ. Теплая вода горячего источника и дева в нем. Раскрасневшаяся от пара, стонущая от любовных ласк. В руках другого ильха. В руках Кимлета.
И ярость бесновалась внутри, выплескивалась лютой стужей. В ту ночь небо над Карнохельмом было черным, а земля вокруг Рагнвальда покрылась инеем. Он гнал от себя эти образы и изводил себя работой, но ничего не помогало…