— Да, ты прав.
Мегвин бережно передала маленького Сиадрета матери. Красное личико сморщилось — мальчик явно готовился к новой серии воплей.
— Он замечательный, Кайвин. Пусть боги хранят и оберегают его, пусть сама Мирча даст ему силу и здоровье. Он будет хорошим мужчиной.
Кайвин улыбнулась и поцеловала малыша, так что он немедленно позабыл, что собирался кричать.
— Спасибо вам, леди. Я рада, что вы благополучно вернулись.
— Вернулась? — Мегвин остановилась, не дойдя до выхода.
Молодая женщина посмотрела на Краобана в ужасе, что сказала что-нибудь, чего говорить не следовало.
— Ну да, из-под земли. — Свободной рукой Кайвин показала вниз. — Из глубины. Боги благоволят вам, раз уж вы так просто выбрались из этой тьмы.
Мегвин удивленно пожала плечами и улыбнулась.
— Да, я тоже рада, что вернулась. — Прежде чем последовать за Краобаном, принцесса еще раз погладила голову засыпающего малыша.
Мегвин вдруг ужасно захотелось, чтобы скорее вернулся Эолейр. Она прекрасно понимала, что сама хотела его отъезда, но легче ей от этого не становилось. Ей нужно было увидеть его. С ним она могла бы говорить, ничего не скрывая, рассказать о самых безумных своих мыслях — он понял бы все. Но прошло уже больше месяца с того дня, как он ушел. Она даже не знала, жив ли он. Тяжелей всего было сознавать, что она сама отослала его. Теперь Мегвин отдала бы все на свете, чтобы этого не было.
Мегвин не могла ни поправить случившегося, ни взять назад те жестокие слова, которые она сказала ему в мертвом городе, ни, по крайней мере, забыть о них.
Перед отъездом Эолейр проводил почти все время, наблюдая за работой писцов, усердно копировавших каменные карты дворров на свитках из бараньих кож. Мегвин мало виделась с ним тогда, — воспоминания о мертвом городе наполняли ее тоской и унынием. Кроме того, ее мучило сознание, что она ошиблась. Она надеялась, что боги помогут ей найти ситхи. Но теперь было ясно, что ситхи исчезли или уничтожены и ничем не смогут помочь ее народу, а дворры, когда-то служившие ситхи, превратились в бесполезные тени, не способные помочь даже самим себе.
Когда Эолейр уезжал, Мегвин не нашла в себе сил попрощаться с ним так же ласково и сердечно, как прежде. Уезжая, он вложил ей в ладонь подарок дворров — сверкающий кусок хрусталя, отливающий голубым и серым, на котором Хранитель памяти Джисфидри выгравировал написанное древними рунами ее имя. Мегвин промолчала, а Эолейр повернулся и вскочил в седло, стараясь не показать, как она задела его. Она не успела вымолвить ни одного из всех теснившихся в груди слов, обращенных к нему, — Эолейр уже скрылся за стеной снега. Оставалось только надеяться, что боги не покинут его.