— Да. «Викториус Вайперс».
Она прикрывает ладонью рот.
— В байкерском клубе?
— Да.
Сначала начинает трястись ее рука, потом — она вся. Рэд пытается открыть дверь, но не может совладать с собственным телом, и я перегибаюсь через сидение, чтобы помочь, но она резко отстраняется. Смотрит на меня широко открытыми глазами — это заметно даже за темными стеклами очков. Наконец, я открываю дверь, и она выпрыгивает наружу, опускаясь на четвереньки и глубоко дыша.
Не знаю, что делать. Я не знаю эту женщину и не могу ее утешить. Черт, я никого не могу утешить.
Я выхожу, огибаю грузовик и подхожу к ней. Она все еще на земле, но пытается встать, упираясь руками в машину.
— Прости. Такое со мной не часто, — говорит она, выпрямляясь и отряхивая платье.
— Что это было?
Рэд снимает очки, и я вижу отражающуюся в ее глазах печаль.
— Тьма... — Это все, что говорит она, прежде чем пройти мимо. Я следую за ней, хотя не уверен в том, что мы делаем или что вообще происходит.
— Это наше место, — наконец, произносит она.
Я смотрю на старый вагон, в этот момент Рэд берет меня за руку, и потом… я вспоминаю что-то.
Она берет меня за руку — это странно и непривычно. Ее ладонь такая мягкая, нежная, невинная. Однако, она делает так часто. Переплетает наши пальцы каждый день, когда мы видимся. Будто знает, что мне это необходимо, что так в моей жизни появляются краски. Будто знает, что, когда она здесь, тьма — такая черная и бездонная — отступает.
Она сжимает мою ладонь, толкая меня плечом. Мы в одном из наших мест, на железнодорожных путях. Вагоны с одной стороны раскрашены мной, на них ее имя. В основном, красным, хотя тут есть и другие яркие цвета, с которыми она также ассоциируется. С ней мне не нужно черного, только многоцветье.
— Завтра, — шепчет она, отворачиваясь от вагона и глядя на меня своими льдисто-голубыми глазами.
Я всегда жду его, следующего дня. Времени, когда можно будет раскрасить этот мир во все цвета радуги, просто переплетя наши пальцы.
Она поднимает руку и касается моей щеки, на которой уже пробивается щетина. Она еще очень короткая, практически незаметная, но я не могу заставить себя побриться.
— Думаю, тебе нужно побриться, хотя у меня от твоей щетины начинают подкашиваться коленки, — подмигивает она, будто бы случайно.
Она всегда так делает. Будто случайно. И это одна из черт, которые мне в ней нравятся.
Я касаюсь того же места на щеке и решаю оставить как есть. Она замечает это, как и всегда, потому что знает меня слишком хорошо. Знает так, как никто другой.
— Буду скучать и считать секунды до нашей встречи, — говорит она.