. Армяне урмийские и хойские находились в очень тяжелом положении, однако местная администрация провинций Азербайджан, Урмия и сам шах в отношении этой проблемы никаких действий не предпринимали. Определить количество курдов, разбиваемых на алаи (полки) и их боевые качества — составляло специальную задачу для русского военного агента. Анализ участия курдских племен в русско-иранских и русско-турецких войнах показал, что курды при малейшей неудаче персов или турок, начинали грабить их же собственные обозы. На боевые операции курды шли, главным образом, не из фанатизма, хотя последний у них искусственным образом подогревался, а, главным образом, по суждению русских офицеров, из-за жажды наживы. Однако и фанатизм курдов не был опасен. Об этом свидетельствует тот факт, когда в 1880 г. шейх Абдулла призвал курдские племена завоевать собственную независимость, но все дело кончитесь ничем, так как вместо согласованных действий, курды принялись грабить все, что можно, не слушая своих вдохновителей о создании суверенного курдского государства. «У курдов, — по замечанию секретаря русского консульства в Энзеруме Никольского, — нет решительно стойкости и способности на длительные сопротивления, не говоря уже о том, что они готовы пожертвовать чем угодно, ради наживы»
[221]. Курды чувствовали свою безнаказанность, уходя в случае опасности в горы в родные кочевки, куда практически не имели доступа регулярные войска. По отзывам специалистов — офицеров Генерального Штаба — Аверьянова, Карцова и Маевского, курды большой храбростью не отличались, хотя по внешнему виду казались настоящими воинами. Они обычно открывали ружейный огонь с дальнего расстояния, стреляя без прицела, о котором не имели и понятия. Холодным орудием курды пользовались только тогда, когда им приходилось нападать на беззащитных армян, но при первом же столкновении с сильной кавалерией натиска не выдерживали, впадали в панику и обращались в бегство. Однако, зная местность, мелкими группами заходили в тыл регулярным войскам, тем самым наносили им урон. Ни о каком горячем патриотизме, в понимании русских офицеров, не могло быть и речи
[222]. Данное положение подтверждается Косоговским, который объясняет панику и неустойчивость большой степенью суеверия всех кочевых и полуоседлых народностей Персии. В целом, представители персидской конницы были «чрезвычайно нервны и впечатлительны: быстро воспламеняются и, в момент запальчивости и подъема духа, имея во главе талантливого или хотя бы решительного вождя, — нередко просто головорезы, готовые на подвиги. Но при неудаче, также быстро выдыхаются, падают духом и, будучи подвержены самым крайним переменам душевного настроения, изумляют своими внезапными скачками, от бешеных порывов, до самой неожиданной и необъяснимой паники»