– Эрик Найт – наш последний исполнитель. Он проявил невероятный талант со дня получения Метки три года назад. Я горжусь тем, что являюсь его учителем и наставником, – сказала она, сияя. – Пожалуйста, поприветствуйте его как героя: он заслуженно занял первое место на Международном соревновании по монологам Шекспира!
Аудитория взорвалась аплодисментами, когда Эрик, улыбаясь, вышел на сцену. Я едва дышала. Как можно было забыть, насколько он прекрасен? Высокий – даже выше Коула, с черными волосами, которые мило завивались, как у Супермена, а глаза голубые, словно летнее небо. Как и другие исполнители, он был одет во все черное, со знаком пятикурсника на груди слева – единственным ярким пятном в темной палитре. И позвольте заметить, черный был ему к лицу.
Он вышел на авансцену, остановился, улыбнулся и, глядя мне прямо в глаза, подмигнул. Эрик был сексуален до невозможности. Потом он склонил голову, а когда поднял ее вновь, то больше не был восемнадцатилетним вампиром-подлетком, пятикурсником Обители Ночи. Каким-то образом прямо на наших глазах он стал мавританским воином, который пытался объяснить залу, полному сомневающихся, как они с венецианской принцессой полюбили друг друга.
Ее отец любил меня и звал,
Всегда расспрашивал меня о жизни,
О битвах, об осадах, приключеньях,
Я не могла отвести от него глаз, и никто в зале не мог, когда он превратился в Отелло. Невольно пришло сравнение с Хитом. По-своему он так же успешен и талантлив, как Эрик. Он был звездным квотербеком «Брокен Эрроу» с перспективой отличной карьеры в колледже, а может, и в профессиональном футболе. Хит был лидером, как и Эрик. Я выросла, наблюдая, как он играл в мяч, гордилась им и болела за него. Но его умение никогда меня так не поражало, как талант Эрика. И единственный раз, когда Хит заставил мое дыхание замереть от восторга, – это когда порезал себя и предложил мне кровь.
Эрик сделал паузу в монологе и двинулся дальше, пока не оказался на краю сцены, так близко, что если бы я встала, то смогла бы дотянуться и коснуться его. Потом он посмотрел в мои глаза и завершил речь Отелло для меня как для Дездемоны, о которой он говорил:
Хотела б не слыхать и все ж хотела б
Такой же быть; меня благодарила
И намекнула: кто ее полюбит,
Пусть про себя такое же расскажет
И покорит ее. Открылся я.
Она за бранный труд мой полюбила,
А я за жалость полюбил ее
[6].
Эрик коснулся пальцами губ и протянул руку мне, словно предлагая официальный поцелуй, а потом прижал эти пальцы к сердцу и склонил голову. Аудитория взорвалась аплодисментами и криками. Все хлопали стоя. Стиви Рэй радовалась рядом со мной, вытирая глаза и смеясь.