— Почему же, в таком случае, вы не пошли со своими проповедями сразу к нему? — ехидно поинтересовалась Жанна.
— Потому что знаю: он предпочитаете рушить людские судьбы чужими руками, — отозвался священник. — Точнее, чужими решениями.
Жанна как-то странно улыбнулась.
— Верно, — подтвердила она. — И господин Култ объяснил мне, что именно ваше решение относительно меня стало судьбоносным для Кристофера: вы! виноваты во всем, что случилось с ним, — девушка снова взмахнула письмом, — и до него, — уже тише и горестнее добавила она.
— Виноват? — вслух помыслил Люциус, даже вздрогнув после жестокого (но не совсем справедливого и далеко не бесспорного) вывода Жанны. — А кто, действительно, виноват? Я ли, в самом деле, она, или же он сам, тем, что в наш равнодушный век позволил столь сильному чувству овладеть собой?
Девушка одарила священника неописуемым взглядом больших широко раскрытых глаз и в своем ответе сумела объединить сразу все варианты:
— Мы сами виноваты в том, что допустили в наши сердца чувства к тем, кто оказались их недостойны, — сказала она.
И в комнате ненадолго повисло молчание, во время которого на лице и в глазах Жанны, наконец-таки, проявились признаки изнуряющей внутренней борьбы — борьбы между зовом, требующим отмщения отвергшему ее чувства архидьякону, и глубоким сожалением о принесенной в жертву любви Кристофера. Эти, разрывающие девушку, противоречия не укрылись от внимания священника, и он открыл, было, рот, дабы словом своим склонить исход этого соперничества чувств к разрешению, с его точки зрения, правильному. Но Жанна, с поблескивающими выступившей на них влагой глазами и, кажется, даже, сглотнув подкатывающие к горлу слезы, сорвавшимся голосом потребовала:
— Уходите!
***
— Уходите! — повторила Жанна спустя какое-то время.
Но архидьякон не двигался с места и только оценивающе смотрел на прятавшую глаза девушку.
— Я уйду, — наконец тихо проговорил он, — но перед тем как покинуть вас, я должен отдать вам… это.
И, вынув из складок сутаны чуть помятое послание Кристофера, протянул его Жанне
— Это письмо предназначено вам, Жанна, — сказал Люциус, — и, я думаю, — несмотря на всё то, что мы сейчас наговорили, — вам все же будет интересно узнать, что именно написал в нем Кристофер.
Жанна, удивленная понимающим тоном священника, подняла на него увлажнившийся взор и тот, на миг, уверил архидьякона в том, что девушка вот-вот вырвется из сковывающих ее пут собственной боли, возможно, к тому же, затянутых Мортимером. Но что-то произошло… и когда взгляды Люциуса и Жанны встретились, в глазах девушки вдруг блеснула искорка гнева, она плотно сжала губы и, резко вырвав из руки архидьякона письмо, не задумываясь, швырнула его на тлеющие угли камина, со словами: