Миссис Скин же, услыхав это, вытянулась и через плечо священника взглянула на Томаса, словно бы своими глазами жаждала убедиться в достоверности сказанного; что, впрочем, было нетрудно — бездыханное тело теперь уже бывшего приемыша Скинов, являло собой скорбное, но наглядное и неопровержимое подтверждение.
— Умер, — пятясь к двери, повторила вдова кожевника с почти нескрываемой радостью; а спустя мгновение за спиной архидьякона уже слышались ее быстрые шаги: она торопливо спускалась по лестнице, и ни единого сомнения не возникло у священника в том, что спешит она к Мортимеру.
— Да, — глухо подтвердил он самому себе свое заключение, — умер.
«Значит, небо отвергло его», — пронеслась в голове священника равнодушная мысль мятежного Люсьена.
«Нет», — возразил ему Люциус, — «это он отверг небо».
И священник сам поразился этой поправке: когда-то, приблизительно то же самое, он сказал Филиппу Вимеру, но только теперь понял сколь много эти слова значат. Он порывисто развернулся и, оставив в комнате мертвого мальчика, темный фолиант, чуть окровавленный кинжал и другие свидетельства ритуала, стремительно покинул ее. Затем, не позаботившись даже о том, чтобы задвинуть шкафом потайной проем, оставил позади и келью.
Дело в том, что путь познания привел Люциуса к чему-то еще более утвердившему его решение относительно Мортимера, и, если миссис Скин действительно отправилась к нему, если они что-то замышляют, то для исполнения своего намерения архидьякону нужно было поторопиться.
Пара мощных коней мчала карету архидьякона по улицам полуденного Лондона в сторону «Стар Инн’а», где священник надеялся застать Мортимера, дабы раз и навсегда с ним объясниться. Однако, не преодолев и половину пути, Люциус приказал кучеру остановиться: в только что обогнанной пролетке он заметил миссис Скин и, судя по тому в какую сторону поворачивал ее экипаж, направлялась она отнюдь не в постоялый двор. И после минутного размышления Люциус решил, что правильнее будет следовать за ней, нежели продолжать рассчитывать найти сектанта в «Стар Инн’е».
Так и оказалось. Легкая пролетка вдовы кожевника завезла ее на самую окраину Лондона и в этом, еще год назад выкошенном чумой, безлюдном районе города неожиданно остановилась. Миссис Скин грузно спустилась с подножки экипажа и, пройдя несколько дальше, постучалась в одну из наполнявших эту заброшенную улицу лачужек, дверь которой, как успел заметить Люциус, ей отворил сам Мортимер. Присутствие третьего лица во время беседы с «Отверженным» не входило в планы архидьякона, и посему заходить следом за миссис Скин он не стал. Но и долго ждать священнику тоже не пришлось: вдова не задержалась в гостях у главы секты, и уже через четверть часа пролетка увозила ее прочь от убежища Мортимера.