Улыбкою своей раскаявшегося прощая,
Бокал, отравленный, священного вина.
Он из-под сени храма вышел уже обреченный,
А жертвою своею, тем не менее, довольный.
Но когда Люсьен из Церкви ушел,
Совет его единодумцев дружно счел,
Что вопреки тому, к чему их призывал,
Он не боролся с религией, а ее создавал.
Решил тогда народ за обман отомстить
И недавнего лидера своего погубить.
Один из них лишь посмел возразить
Да словом тех людей образумить:
«А кто из вас, ничтожные, поднять осмелится руку
За ошибку причинить такому человеку муку?».
Пусть рокового ответа тогда не прозвучало,
Люсьена у Церкви много народу встречало.
«О свободе выбора и веры ты нам вещал,
На самом же деле, нас в культ обращал», —
Сказал один из тех, кто его окружал
И в грудь Люсьена вонзился кинжал.
«Спасибо! Так легче и скорей», — тот отвечал,
От предательства, яда и стали он погибал.
Душа, как нечто чуждое, от тела отделилась
И два бесплотных духа рядом объявилось.
Один был светел, о шести крылах, другой
Похож на первого, но темен и рогат. Душой
Они редкостной завладеть хотели такой:
«Он должен перед Господом предстать,
И высший приговор он обязан принять», —
Ангел пресветлый сказал,
Но темный черт возражал:
«Не властен Его вышний суд над ним,
Он ближе к Сатане, чем к Богу,
При жизни вашими обрядами не подчиним,
И после смерти не наденет тогу».
Так спорят светлый ангел и рогатый черт,
Но не одержит вверх ни этот и ни тот,
На довод одного противник бросит два,
И нерешенною останется Люсьена судьба.
Прошло три дня и дух его
Явился на погребенье тела своего.
То зрелище, когда со стороны,
Себя безжизненного видишь ты,
Когда слезами труп твой омывают,
И тело мертвое в могилу опускают —
Сломило бы и самый мощный дух,
Но он сильнее предрассудков оказался
И спорщиков его сопровождавших двух
Прервал. И к ним он смело обращался:
«Молчите! Сам я выберу и сам решу,
Что ждет мою мятежную душу».
И вспыхнул над могилою его огонь,
Души той, что и после смерти не смирилась,
А в том огне вдруг надпись появилась.
По сей момент она гласит:
Nec Deus intersit!