Мы убрали с крышки все камни и сняли все толстые доски, застилавшие яму. Перед нами опять зияла круглая дыра диаметром метра два. Мне она показалась еще больше и мрачнее, чем прежде, но то, вероятно, был обман зрения в ночной темноте.
Мы с Мэнсики пригнулись и посветили внутрь склепа кто фонариком, кто лампой. Однако внутри очертаний человека мы не приметили. Там не было вообще ничьих очертаний. Лишь пустое округлое пространство с высокими каменными стенами. Все как обычно. Но с одним отличием: пропала лестница. Раскладная металлическая лестница, которую любезно оставили рабочие, разбиравшие каменный курган. В последний раз, когда я был здесь с Мариэ, лестница стояла у стены, как и прежде.
– Куда подевалась лестница? – вслух удивился я.
Та нашлась сразу – она лежала на земле в зарослях мискантуса, в той их части, что избежала гусениц «Катерпиллара». Кто ее вытащил и бросил там? Лестница не такая и тяжелая, много сил не требуется. Мы перенесли ее обратно и поставили на прежнее место.
– Давайте, я спущусь? – предложил Мэнсики. – Может, там что-нибудь найдется.
– Вы серьезно?
– А что? За меня можно не беспокоиться. Один раз там я уже побывал.
С этими словами Мэнсики взял в руку свою лампу и как ни в чем не бывало начал спускаться в яму.
– Кстати, а вы знаете высоту стены, разделявшей Берлин на Восточный и Западный? – спросил он у меня на ходу.
– Нет.
– Три метра, – сказал Мэнсики, подняв на меня взгляд. – Зависело от места, но в целом то была стандартная высота. Чуть выше глубины этого склепа – и тянулась она на сто пятьдесят километров. Мне довелось видеть ее своими глазами, когда Берлин еще был разделен. Признаться, жалкое зрелище.
Мэнсики спустился на дно и посветил вокруг себя, при этом продолжая со мной разговаривать.
– Стены изначально возводили, чтобы защищать людей. От врагов, от дождя и ветра. Однако иногда их используют, чтобы людей заточать. Прочная стена делает заточенного человека бессильным – и визуально, и нравственно. Бывают стены, создаваемые специально для этого.
После этих слов Мэнсики умолк. И до последнего уголка изучил стены и пол, подсвечивая себе лампой. Как будто был археологом, который исследует самую дальнюю камеру в древней пирамиде, тщательно и усердно. Лампа у него светила ярко и освещала все вокруг намного лучше фонарика. Вот он что-то приметил на полу, опустился на одно колено и стал тщательно это рассматривать. Однако что это, сверху мне было непонятно. Сам Мэнсики тоже помалкивал о находке. Похоже, обнаружил он нечто очень маленькое. Выпрямившись, завернул находку в носовой платок и положил в карман ветровки. А затем, подняв лампу над головой, посмотрел наверх – туда, где стоял я.