– Тот и сам этого не понимает. Он был уверен, что в их отношениях все прекрасно, радовался, что сможет стать отцом, поэтому сейчас в полном недоумении. Обращается за советом ко мне, а что я могу ему посоветовать?
– А ты не сможешь узнать у Юдзу напрямую? – спросил я.
Масахико нахмурился.
– Если честно, я стараюсь в это по возможности не впутываться. Мне нравится Юдзу, парень этот – мой коллега по работе. Ну и, конечно же, мы с тобой старые приятели. Положение щекотливое. Чем глубже я во все это вникаю, тем меньше сам понимаю, как мне быть.
Я молчал.
– Я был за вас спокоен, считая, что вы – супруги дружные, – с досадой в голосе произнес Масахико.
– Это я уже слышал.
– Да, я не раз так говорил, – сказал он. – Но это, во всяком случае, – правда.
После этого мы молча смотрели то на стенные часы, то на морской пейзаж за окном. Томохико Амада, лежа по-прежнему на спине, продолжал крепко спать. Он не шевелился – я даже начал волноваться, жив ли он. Но сын его оставался спокоен, и я понял, что все так и должно быть.
Глядя на спящего Томохико Амаду, я попытался мысленно представить, каким он был в молодые годы, когда стажировался в Вене. Но, разумеется, толком ничего не вышло. Здесь и сейчас я видел перед собой лишь седого старца, чье лицо сплошь изборождено глубокими морщинами, – он медленно, но неуклонно продвигался к своей физической кончине. Любого без исключения родившегося человека когда-нибудь настигнет смерть, но он уже находился на самом краю.
– А ты сам не собираешься звонить Юдзу? – спросил у меня Масахико.
Я покачал головой:
– Пока что нет.
– Думаю, вам было бы неплохо хотя бы разок поговорить начистоту. О всяком-разном.
– Мы уже официально разведены, этим занимаются адвокаты. Так захотела она. И вскоре собирается рожать ребенка от другого мужчины. Выйдет она за него замуж или нет – сугубо ее дело. Не мне об этом даже заикаться. Говоришь, о всяком-разном? О чем же нам с нею говорить? Тем паче – начистоту?
– Ты разве не хочешь узнать, что происходит?
Я опять качнул головой.
– По-моему, я не хочу знать то, чего мне можно и не знать. Я ведь не железный, мне тоже больно иногда.
– Разумеется.
Однако, признаться, порой я сам не понимаю, страдаю я или нет. Дело в том, что я никак не мог убедиться, достоин я того, чтобы страдать, или нет. Хотя, как ни поверни, если человеку страдать положено, происходит это само по себе.
– Тот парень – мой коллега, – чуть погодя произнес Масахико, – вполне серьезный человек, прилежно трудится, да и характер у него нормальный.
– И сам он симпатяга.
– Да, симпатичный, в этом ему не откажешь. Поэтому он у женщин просто