Мэнсики мерно покачивал в руке бокал с виски и смотрел на меня.
– А вы? Вы не боитесь стареть?
– Шесть лет моей семейной жизни привели к разводу. И за все эти годы для себя я не смог написать ни единой картины. Если вдуматься, эти годы были потрачены впустую. Ведь ради заработка мне пришлось нарисовать бесчисленное количество неинтересных мне самому портретов. Однако в этом, вероятно, есть и обратная – счастливая – сторона. В последнее время все чаще об этом задумываюсь.
– Возможно, я сумею понять, что вы хотите этим сказать. Значимым становится то, что вы отбросили свое «я» за очередным поворотом жизни. Вы об этом?
Наверное, подумал я. Однако в моем случае, видимо, я просто не сразу разглядел в себе нечто важное – и тем самым вовлек в этот свой напрасный «объезд» Юдзу.
Не страшно ли мне стареть? – спросил я самого себя. Боюсь ли я этого?
– Признаться, я этого пока не ощущаю. Возможно, из уст человека, которому нет еще сорока, это прозвучит глупо, но у меня такое ощущение, будто жизнь только начинается.
Мэнсики улыбнулся.
– Отчего ж? Никакая это не глупость. Пожалуй, все так и есть – вы только начали жить.
– Мэнсики-сан, вот вы упоминали о генах – о том, что вы просто сосуд, чтобы принять набор генов и передать его следующему поколению. И если отбросить эту практическую функцию, вы сами – лишь горстка праха. Верно?
Мэнсики кивнул.
– Да, я так говорил.
– Однако разве вам не страшно, что вы сами – лишь горстка праха?
– Я – лишь горстка праха, но праха очень качественного, – ответил Мэнсики и улыбнулся. – Извините за дерзость, но можно даже сказать – исключительно выдающегося праха. По крайней мере, я наделен некими способностями – конечно же, ограниченными, но, несомненно, способностями. И пока я живу, живу я на полную катушку. Я хочу проверить предел своих возможностей. Скучать мне некогда. По мне, так лучший способ не ощущать страх и не бояться пустоты – это прежде всего не скучать.
Часов до восьми мы пили виски. Вскоре бутылка опустела – и Мэнсики выпал удобный случай попрощаться.
– Извините, что засиделся у вас допоздна, – сказал он. – Пора и честь знать.
Я вызвал по телефону такси. Достаточно было сказать:
– Дом Томохико Амады. – Томохико Амада – личность известная.
– Машина будет минут через пятнадцать, – ответил мне диспетчер. Я поблагодарил и повесил трубку.
Пока ждали такси, Мэнсики произнес таким тоном, будто доверял мне тайну:
– Я же вам уже сказал, что отец Мариэ Акигавы, так сказать, попал в лапы некоей религиозной организации?
Я кивнул.
– Это организация нового типа – и весьма сомнительного происхождения. Судя по информации в Интернете, с ней связан ряд нарушений общественного порядка. Несколько раз против них возбуждали гражданские процессы. Само учение – не пойми что, по мне – так это некий несерьезный суррогат, даже язык не поворачивается называть его религией. Однако нечего и говорить, господин Акигава волен верить, во что пожелает. Просто за несколько последних лет он влил в эту организацию немалые деньги, без разбора – свой капитал или деньги компании. Вначале у него имелся крупный капитал, но сейчас дела таковы, что живет он лишь за счет ежемесячной арендной платы арендаторов. Если не продавать землю или объекты, такой доход, само собой, ограничен. Но господин Акигава в последнее время продает направо и налево. Всем, кто это видит, очевидно, что симптомы это нездоровые. Он как тот осьминог, что поедает свои щупальца, чтобы выжить.