И было грустно. И больно.
Побежала девушка в садок, полила свои петушки. Нет, тоска.
А соседка домой ушла, и мать спать улеглась. Такая тоска!
Тогда Оксана по жнивью побежала к деду, который пас за курганом, возле гречихи.
Там и пробыла до самого вечера. А как садилось солнце, вернулась вместе с дедом. Немножко развеселилась. И спать легла с надеждой: может, еще и выпустят, — вот ведь дед говорит…
На следующий день Оксана, как всегда, встала рано, еще до солнца, и сразу догадалась по лицу деда, что произошло что-то необычное: он шутливо подмигнул ей и весело улыбнулся.
— Ну, брат, ищи ветра в поле. Удрали наши.
— Кто?
И вмиг сама догадалась. Загорелись глаза.
— И Федоркин?
— А то как же. Все удрали. Подкопали под конюшней — и айда! А караульные услышали, да поздно — ищи ветра в поле. Такую там стрельбу затеяли! Да ведь ночь — мать. Поди поймай! — Он радостно улыбался, довольный, что так посчастливилось беглецам; глядел на внучку, на ее заблестевшие глаза и еще больше радовался.
Оксана, веселая, погнала скотину в степь.
До обеда пасла вместе с другими девушками. Играли в кремешки, вышивали. Потом к ним присоединились парни, и пошли шутки: то кремешок забросят, то еще что придумают. А один вырвал у Оксаны красный платок и стал играть в «революцию». Девушка сердилась: долго ли разорвать его? Но парни не слушали ее. Спасибо, подруги помогли, отняли кое-как.
А после обеда Оксана погнала корову за курган, где их гречиха росла. Сама села под копнами и начала мережить прошвы, а корову пустила на жнивье. Вокруг легла тишина. Только где-то вдалеке звенела коса, — кто-то опоздал с косьбою, — да вверху пели жаворонки.
Девушка склонилась над работой и замурлыкала песенку. А из-за копны взглянул на полотно солнечный луч. Сверкнул по иголке и крестики красные позолотил…
«Ой, как хорошо-то! Вот бы и вправду нитки золотые!»
Она откинулась и, как зачарованная, глядела на прошву. Глядь: а теленок в гречихе… Да добро бы хоть с краю а то в самую середину забрел.
— У, вредный! Вот я тебе дам!
Вскочила с места и побежала выгонять скотину, путаясь в густой гречихе. И вдруг остановилась, да так и остолбенела. Прямо под ногами у нее лежал человек. Весь в белом, без шапки, а глаза темными пятнами смотрели на нее. Оба молчали. Потом глаза дрогнули, и человек спросил:
— Напугалась? Не бойся, родная, я не страшный.
И улыбнулся так, словно болело у него что-то. Оксану всю трясло, но она стояла. А человек спросил:
— Близко есть кто-нибудь?
Девушка оглянулась. Степь… Копны… Пусто… Сказала:
— Нет никого!
— Ну и хорошо.