Выкладываясь на полную, Алексей рванул через дорогу, выскочил на газон между домами, и с разгона вбежал на детскую площадку. Качели, карусель, турники, под ногами что-то мягкое – на том самом месте, где должен стоять подгнивший забор, ограждавший бывшую хоккейную площадку, летом становившуюся футбольным полем.
Обмирая от ужаса, Кобылин проломился сквозь нагромождение железных турников и детских горок, расцарапав руки и набив пару синяков. Выпутавшись из лабиринта искореженного металла, превратившегося в непроходимую ловушку, Алексей, всхлипывая, рванулся к знакомому подъезду. Его кто-то звал, но он уже не обращал внимания. Кто-то шептал ему в уши, хватал за плечи, драл острыми когтями спину. Но он не останавливался. Шел домой. Просто шел домой, черт вас всех возьми!
У дорожки, ведущий к дверям подъезда, Кобылин остановился как вкопанный. Ноги приросли к земле, а руки, которыми он себя обхватил, свело судорогой. Раскачиваясь от порывов невидимого ветра, он впился взглядом в окно рядом с козырьком подъезда. Его собственное кухонное окно.
Внутри горел свет. Не тусклая одинокая лампочка под потолком, а приличная стеклянная люстра. Вместо штор окно прикрывал узорчатый прозрачный тюль. А за ним, там, на кухне, скользили тени. Высокая, широкоплечая, маячила где-то у дальней стены, у мойки. Хрупкая и изящная металась от шкафа к столу и обратно. А там, за столом, кажется, была еще одна тень – маленькая, почти незаметная.
Кобылин застонал, чувствуя, как по груди течет что-то теплое и липкое. На секунду ему представилось, что он заглянет в окно и увидит… Что? Собственное лицо? Это безумие. Сумасшествие. Так не бывает. Он все еще под наркотой. Уроды Конопатовы! Мало им было водяры, так они еще дурь притащили.
Взгляд Алексея скользнул по стене. На белых кирпичах виднелись едва заметные темные разводы, как будто из окна бил столб пламени, пачкая стены жирной черной сажей. Захрипев, Кобылин прижал руку к груди. Пламя. Он помнил пламя. Квартира горела, превратившись в доменную печь. Он выпрыгнул в окно – в это самое окно – рыбкой. Упал прямо тут, в палисаднике, в снег. И сразу выстрелил.
Вскрикнув, Кобылин шарахнулся в сторону, схватился обеими руками за вспыхнувшую болью голову. Он не делал этого, не делал! Он… Застыв, Алексей поднял голову и, обмирая от ужаса, бросил взгляд на целое кухонное окно, вокруг которого виднелось размытое черное пятно. Это не его дом – с отчаяньем понял он. Не его дом. Дома у него больше нет. Сгорел.
Осознание этого было болезненным, как удар в лицо. Внутри что-то сломалось, стена рухнула, и сквозь обломки хлынул поток картинок и голосов. Задыхаясь от боли, Кобылин шагнул назад, налетел на маленький железный заборчик, споткнулся об него и рухнул спиной на газон.