Она застыла от необыкновенного ощущения, очерчивающего круги давления, которое отыскало пустое местечко и начало протискиваться внутрь. Невероятно, её тело поддалось шелковисто-влажному, витиеватому манёвру, и его палец проскользнул, когда он… Нет, это невозможно.
— Вот здесь, — сказал он тихо, наблюдая за ней из-под изгиба чёрных ресниц.
Застонав в замешательстве, Хелен попыталась вывернуться, избегая вторжения, но он крепко держал её.
— Когда я войду в тебя, — его палец погрузился целиком, отступил на дюйм, а затем вновь скользнул внутрь. — Сначала ты почувствуешь боль. — Он поглаживал места, о существовании которых она не подозревала, его прикосновение было умелым и нежным. — Но после первого раза, тебе больше никогда не будет больно.
Хелен закрыла глаза, отвлекаясь на любопытное ощущение, которое проснулось внутри неё. Эфемерное, неуловимое, как отголосок аромата, витающего в тихой комнате.
— Я буду двигаться вот так, — утончённые ласки приобрели ритм, его палец протискивался внутрь всё дальше, её плоть становилась шелковистее и более скользкой с каждым волнообразным проникновением. — До тех пор, пока не кончу внутри тебя.
— Кончишь? — спросила она, разлепив пересохшие губы.
— Разрядка… тот момент, когда твоё сердце начинает стучать и ты борешься каждой частичкой тела, пытаясь достигнуть чего-то, но не можешь. Это пытка, но ты лучше умрёшь, чем остановишься. — Его рот опустился к её пунцовому уху, а сам он продолжал неустанно раздразнивать Хелен. — Ты следуешь ритму и не сдаёшься, — шептал он. — Потому что знаешь, приближается конец света. А потом он наступает.
— Звучит не очень комфортно, — с трудом вымолвила она, её переполнял странный, мучительный и преступный жар.
Порочный отголосок смеха просочился в её ушко:
— Это не комфортно. Но безбожно приятно.
Рис убрал пальцы и Хелен почувствовала, как он поглаживает линию сомкнутых нежных створок её лона. Раздвигая мягкие складки, он начал играть с розовыми изгибами, потирая местечко так восхитительно ласково, что всё её тело подёрнулось.
— Тебе больно, cariad?
— Нет, но… — Казалось, невозможно заставить его понять суть воспитания, где признавать, что у тебя есть определённые части тела, считалось слишком постыдным, не говоря уже о том, чтобы дотрагиваться до них, не считая умывания. Это было одно из многих правил, которое внушила ей тучная няня, любившая бить проказливых детей по рукам линейкой, пока они не начинали болеть и не становились багровыми. Такие уроки невозможно было полностью забыть. — Это… постыдное место, — в итоге, ответила она, затаив дыхание.